«Да где же мне оному и было научиться» – отвечал дворецкий, – «когда я столько лет нахожусь в вашем доме?»
В некотором обществе рассуждали о произведениях иностранных гравёров, и удивлялись неутомимой деятельности многих из них. «Это правда», – сказал один любитель гравировального искусства, который имел прекрасную коллекцию эстампов, – «надобно признаться, что иностранные граверы весьма трудолюбивы: сколько, например, имеем мы превосходных произведений Рафаэля Морген? Но никто не может сравниться в неутомимости с гравёром Скульпсит» (sculpsit).
Виртуоз N. N., желая выразить болтливость жены своей, сказал: «Я всегда употребляю в речах целые ноты; жена моя, напротив, говорит тридцать вторыми, а, так как я совершенно знаю такт, то, невзирая на сие, мы обыкновенно весьма согласно оканчиваем».
Жена гравера С., весьма любезная женщина, поехала в Кассельский театр. Она получила билет в ложу и заняла в оной место. Вскоре потом входить в эту же ложу чиновник, служивший в то время при короле Вестфальском, Иерониме Бонапарте. Ему равным образом была назначена сия ложа. Увидев сидящую в оной женщину, чиновник весьма грубым тоном приказывает ей выйти.
Не желая сделать шума, женщина встает со своего места, оставляет театр и, придя домой, со слезами рассказывает мужу своему о дерзости чиновника.
Гравер С., огорченный сим поступком, тотчас написал к чиновнику письмо, которым укоряет его в столь обидном поступке против дамы.
Письмо сие осталось без ответа; но в следующее утро входит с запальчивостью к граверу упомянутый чиновник с родственником своим.
«Государь мой», – сказал он граверу, – «вы вчера написали мне весьма обидное письмо. Я требую удовлетворения». При сих словах показывает он пистолеты.
Гравер не успел еще собраться с духом, чтобы ему отвечать, как отворяется дверь другой комнаты и входить жена его, услышавшая сей вызов. Она подошла к чиновнику и сказала твердым голосом:
«Я слышала о сделанном вами мужу моему вызове; вы имеете дело со мною, а не с ним, и потому должны со мною стреляться». Она вырвала у него из руки один пистолет, осмотрела его, и нашла, что он не заряжен.
«Что это значит?» – спросила она чиновника, выхватив у него и другой пистолет, который равным образом не был заряжен. Бросив с презрением оба пистолета на пол, вышла она из комнаты.
Муж ее, но еще более чиновник, стояли как окаменелые; они не успели еще прийти в себя, когда жена гравера вошла опять в комнату, держа в руках другую пару пистолетов.
«Вот эти заряжены», – сказала она обидчику, – «мы на сем же месте будем стреляться!» Оробевший чиновник не имел к сему ни малейшей охоты. Вызов его был только игрушка; он хотел постращать гравера и принудить его просить