Так что не мне удивляться особенностям моего мальчика. Сейчас самая главная задача – научить его со своими особенностями справляться. Вот пусть Гирин его и обучает, заодно и сдружаться парни.
Я осторожно повернулась на другой бок. Мне ужасно плохо, кожа горит, в ушах шумит, кости ломит, в глазах все плывет. Что со мной? С наступлением темноты меня будто заново к тому магу-садисту отправили. Но я молчу. Нельзя, чтобы внук понял, насколько мне плохо. Он будет лишний раз волноваться. Остальным тоже знать не обязательно. Я не боец; слабая и немощная, я скорее обуза, а от обузы принято избавляться. Если бы это угрожало безопасности дорогих мне людей, я бы сама так поступила. Так что и от наших спутников ничего другого не ожидаю.
Кто-то назвал бы этот мир жестоким. И зря. Нет такого понятия, в этом отношении мой мир ничем не отличается от этого. Просто этот мир честнее. Тьфу, меня на философию и софистику потянуло. Это из-за плохого самочувствия. А сердчишко-то как стучит, лишь бы выдержало.
Ничего, выдержит. Оно утрату любимого мужчины пережило, а какое-то давление с высокой температурой мне нипочем. Главное, чтобы внук не понял.
Утром мы встали рано. Я так вообще ночью не спала, в какой-то момент думала – не выдержу, но, стиснув зубы, вспоминая стихи Маяковского, я терпела. Меня даже уже не волновало, что мы отдыхаем в лесу на жесткой поверхности, что не на пользу моему ревматизму. Ближе к рассвету мне стало легче, и я провалилась в тяжелое забытье.
Мне удалось поспать всего часок. Хоть на этом спасибо.
– Бабуль, ты плохо выглядишь, – подошел ко мне внук.
– Не смей говорить женщине, что она плохо выглядит. – Даю ему подзатыльник, от которого он проворно уворачивается. – Сколько раз тебе говорила.
– Прости, бабуль, я другое имел в виду. Ты у меня самая красивая и выглядишь прекрасно, – запрыгал конем вокруг меня любимый потомок. – И характер у тебя самый лучший, особенно с утра.
Я смерила его