– Но, насколько я помню, – пожала плечами Алена, – именно в этом и состояла причина моего, простите, внедрения в ваше семейство. Предполагалось, что я попытаюсь исследовать ситуацию, которая может оказаться для вас опасной. Если названная причина отпадает, если вы перестали верить в возможную опасность и даже как бы не допускаете ее существования, то что же я, извините, здесь делаю? Может быть, покончим с этой ерундой, я вернусь домой, а вы поедете к «Шаховскому» сами по себе?
– Поедем мы вместе, – твердо сказал Алексей. – Во-первых, столик заказан на четверых – мною или моей не в меру расшалившейся дочкой, роли не играет. Ужин в качестве подарка мне оплачен детками – и ваши приборы там уже стоят, и, если я правильно понимаю, фондю уже на изготовке. Во-вторых, вы должны меня простить. Это, знаете, неистребимо – если родительский инстинкт взбрыкивает, то уж взбрыкивает!
– Ладно, поверю вам на слово, – несколько принужденно улыбнулась наша героиня, у которой как детей, так и родительского инстинкта не было, а значит, ничего такого у нее отродясь не взбрыкивало. – Поехали, значит?
Алексей кивнул и улыбнулся. А когда они вошли в лифт, закончил то, что начал было во дворе и от чего отвлек его всеядный читатель-гистолог по имени Николай Дмитриевич.
Алена слегка ответила на поцелуй, который, впрочем, тоже был легким и ни к чему не обязывающим: поцелуй-знакомство, поцелуй-разведка… может быть, а может и не быть…
Алексей тихонько вздохнул, оторвавшись от нее, а она улыбнулась и подумала, что никогда в жизни у нее еще не было так холодно на душе после поцелуя, как сейчас. Вообще-то она знала, что представляет собой довольно пылкую и порой не в меру заводную штучку, да и целоваться очень любила, но сейчас ничто не шевельнулось в глубине души, холодной и ленивой. Или Алена слишком уж ощущала себя, так сказать, при исполнении? И ведь нельзя было сказать, что Алексей ей не нравится! У нашей героини частенько случались спонтанные такие, скорострельные романчики с людьми, которых она знала гораздо меньшее количество времени и с которыми обменялась гораздо меньшим количеством слов, прежде чем отправиться с ними в постель – отправиться к обоюдному удовольствию. Здесь же создавалось впечатление, что и Алексей повинуется не внезапно вспыхнувшему желанию, а словно бы хочет непременно с Аленой помириться, опасается, что задел ее своей отповедью и она сейчас обидится, уедет домой и оставит его наедине с его проблемами.
Но если так, значит, в глубине души он и впрямь страшится возникших проблем, без всякого притворства.
Опомнись, несчастная! Зачем ему притворяться? Кажется, на почве написания столь огромного количества детективов – ведь уже штук двадцать пять наваляла, кабы не больше! – ты разучилась воспринимать людей адекватно, тебе всюду видятся какие-то злоумышленники, словно вахтеру, прослужившему век в Конторе Глубокого Бурения и стоящему теперь на страже входа в общественный туалет