Айрин молчала. Колдун был прав.
Кровь, капающая с руки, стала огненной.
Что-то внутри оборвалось, распахнулась накрепко запертая клетка.
«Сволочь, – думала она, медленно переступая ногами, отшвырнула попытавшегося удержать ее брата. Встала напротив колдуна – совсем близко, так что перед серыми глазами замаячил распущенный ворот рубахи, и задрала голову. И колдун перестал дышать. – Сволочь!»
– Успокойся, – тихо прошептал он. Пощечина получилась бы звонче, будь он брит, но руку кольнула отросшая щетина. Его отшвырнуло на пол.
«Я могу его убить. Прямо сейчас, здесь. И не только могу, но и хочу. Надо лишь выйти из клетки, вылететь на волю после восемнадцатилетнего заточения». – Мысли неслись в голове, короткие ясные звериные мысли.
«Долой клетку!»
В белесых глазах застыли ужас и… удивление. Сила струилась по худенькому телу, приглушая сознание, заливая все вокруг, расползаясь по коровнику. Теленок поднял голову. Сонная корова встрепенулась, как и двадцать восемь ее подруг. Филипп вскочил, ошарашенно вертя головой. Мужики отступили назад.
Колдун сорвался с места.
«А я даже не знаю, как его зовут», – подумала Айрин, стремительно уходя из-под удара. Он прыгнул, но девушка оказалась быстрее. Ударила сама. Не рукой – плетью силы.
«Убить его. Сейчас».
Но невидимая преграда обороняла черноволосого. Капканом сомкнулись пальцы вокруг запястья, пережали рану, не давая капать крови. Обезумевшая девушка попыталась вырваться, затрещали кости.
– Успокойся.
Сила забилась внутри, клетка закрывалась тяжело, натужно, но сопротивляться не получалось.
Руку он не отпустил, продолжал держать, делая больно.
– Филипп, принеси мне сумку. Вон она висит. – Парень тяжело дышал, взгляд у него был перепуганный, но сумку он принес. – Давай открывай. В маленьком кармане сверток.
Содержимое свертка напоминало вар, но явственно пахло дегтем. Колдун отщипнул кусочек и размял в пальцах.
– Попробуешь вырваться и сбежать, я тебя оглушу и приведу в сознание только в Инессе. Ясно?
– Ясно!
– Не смей даже двигаться. – Капкан разжался, ладонь, перепачканная кровью, перехватила руку чуть выше локтя. Ловкие пальцы залепили длинный и очень глубокий порез. Глухой болью отозвалась сломанная кость. – Пошли, девочка.
Мужчина вытер ладони о штаны, размазывая бурые полосы. Кровь стала обычной…
Он выставил меня за ворота, усадил на скамейку. И я села. Очень болели рука и голова.
Не знаю, сколько я так просидела, краем сознания заметила, как мужики взвалили первую тушу на телегу, за ней вторую. Вместо лошадей они втроем впряглись в оглобли, натужно потащили по дороге.
Они