А я стояла, ощущая себя совершенно лишней на этом празднике мирового добра.
– …или вот здесь. У нее трое детей. И муж погиб…
Я тихонько постучала о каминную полку.
– …но следует заметить, что сыну уже двенадцать. Этого достаточно, чтобы пойти работать. А двое вполне в состоянии прокормить…
Нас не замечают? Что ж, придется заявить о своем присутствии.
– Добрый день, дамы, – сказала я и реверанс сделала.
Ингрид утверждает, что сейчас мои реверансы действительно похожи на реверансы, а не на внезапный приступ подагры.
Обрыв разговора. Ледяные взгляды. И приподнятая бровь в молчаливом вопросе: какого такого лешего нашей светлости в сих краях понадобилось и не найдется ли у нее по счастливой случайности дел иных, неотложных где-нибудь в другом крыле замка?
– Я… то есть мы, – не следует забывать об Ингрид и Тиссе, – пришли, чтобы принять участие в работе Благотворительного комитета.
Выделите нам по стульчику, чашке и розовых бумажек с виньетками тоже дайте. Полагаю, в них вся суть, а не в профитролях. Впрочем, от последних наша светлость тоже отказываться не станет.
Молчание длилось и длилось…
– Мы рассмотрели вашу просьбу. – Леди Флоттэн обладала глубоким контральто.
Просьба? Я ни о чем их не просила.
– И сочли невозможным удовлетворить ее…
– Могу я узнать, по какой причине? – Спокойно, Иза, кричать нельзя. Улыбайся. Держи лицо. Если у Тиссы получается, то и у тебя выйдет.
– Благотворительный комитет – организация, от которой зависит благополучие многих людей. И, как вы сами понимаете, наша репутация должна быть безупречна…
Допустим, я понимаю.
– …а вы – угроза для нее. Для всех нас.
– Почему?
Леди Флоттэн соизволила подняться. Что-то знакомое привиделось мне в ее движениях. Эта манера держать спину и поворот головы…
– Потому что особа вроде вас, безусловно, имеет некоторую власть над мужчинами. Они слабы. Безвольны во всем, что касается их желаний.
И этот тон знаком до боли. А уж выражения-то…
– Но женщины – иное дело. Вам здесь не рады и никогда рады не будут.
Это я уже поняла. Осознала, так сказать, всем своим испорченным естеством.
– Вас терпят. Из жалости. И это жалость не к вам, а к вашему несчастному супругу, который, мы надеемся, все-таки прозреет.
И ушлет меня за край мира во имя всеобщего счастья и благоденствия? Не дождутся. А если ушлет, то я вернусь, хотя бы для того, чтобы высказать ему все, что думаю.
– Само ваше присутствие… – она приложила к носу кружевной платок траурного черного цвета, словно от меня воняло, – …действует разрушительно… и мне искренне жаль загубленную душу.
Это у Кайя, что ли? Или я еще кого-то успела толкнуть на путь порока? Если так, то я нечаянно.
– Взять хотя бы эту юную леди…
Тиссу?
Тисса