– Она выглядит не очень веселой, – заметил он.
– Да скучает по дому! – отрезал отец. – Это твое дело – развлечь ее. Возьми ее с собой в Ладлоу. Дари ей подарки. Она же женщина! Превозноси ее красоту. Шути с ней. Ухаживай!
– На латыни? – растерялся Артур.
– Да хоть на валлийском, парень! Если у тебя смеются глаза и в штанах порядок, она поймет, что у тебя на уме. Поверь мне, она из тех женщин, которые прекрасно понимают мужчин!
– Да, сир, – вяло ответствовал сын.
– А впрочем, если не хочешь, в этом году можешь оставить ее здесь. Ведь так и было задумано, что вы поженитесь и первый год проведете врозь.
– Но мне тогда было всего четырнадцать!
– Всего лишь год назад.
– Да, но…
– Так ты хочешь взять ее с собой или нет?
Принц вспыхнул. Отец смотрел на него с сочувствием.
– Хочешь, но боишься, что она выставит тебя дураком?
Светловолосая голова покивала, поникнув.
– И думаешь, что, когда рядом не будет придворных и меня, она над тобой посмеется?
Опять кивок.
– И все ее дамы. И ее дуэнья.
– И тебе некуда будет девать время.
Мальчик, воплощенное несчастье, поднял глаза:
– И она будет злиться, томиться и превратит ваш замок в сущую тюрьму для вас обоих.
– Если я ей не нравлюсь… – тихонько проговорил принц.
Генрих положил тяжелую руку на плечо мальчика:
– Сын мой! Не важно, что она думает о тебе. Ведь не я выбирал твою мать. И твоя мать не выбирала меня. Когда дело касается трона, сердце на втором месте – ну, если вообще о нем кто-то думает. Она знает, что должна делать, и это главное.
– Еще как знает! – сорвавшись, обиженно выкрикнул принц. – У нее нет…
– Нет чего? – подождав немного, спросил отец.
– Никакого стыда у нее нет!
У Генриха перехватило дыхание.
– Нет стыда? Так она что, страстная? – сдержанно спросил он, постаравшись не выдать голосом внезапно вспыхнувшего желания, возникшего перед глазами образа невестки – обнаженной, бесстыдной, охваченной страстью.
– Нет! Она делает это примерно так же, как конюх запрягает лошадь.
Генрих подавил смешок.
– Но все-таки делает. Тебе не приходится умолять ее, уламывать. Ну-ну. Значит, знает, что делать, да?
Артур отвернулся к окну и посмотрел вниз, на холодные воды Темзы.
– По-моему, я ей не нравлюсь. Ей нравятся только ее испанцы, и Маргарита, и еще Генрих, пожалуй. С ними она смеется, танцует, как будто ей весело. Щебечет со своими приближенными, со всеми любезна и улыбчива, а я почти с ней не вижусь… Да и видеться-то не хочу…
Генрих