Сильно удивил Иафет. И тем, что держался скованно, и тем, что в глаза отцу смотреть избегал, уставился в пол, да так и сидел. Ной даже поинтересовался его здоровьем, но Иафет ответил, что чувствует себя хорошо. С Шевой у них, что ли, нелады? Не похоже, Эмзара бы сразу почувствовала, а то и Шева сама бы призналась. Шева не из тех, кто держит плохое в себе. «Пройдет, – решил Ной, глядя на отвернувшегося в сторону Иафета. – Молодость переменчива в настроениях. А если не пройдет? А если не пройдет, надо будет поговорить с сыном».
– Что вы мне скажете? – спросил он, дав сыновьям немного времени на обдумывание услышанного.
– Мы с тобой отец! – сразу же заявил Сим, переглянувшись с Хамом.
– Я хочу услышать каждого, – сказал Ной. – Пусть скажут Хам и Иафет.
– Сами не справимся! – заявил Хам. – Нужно искать помощников!
– Будь по-твоему, отец, – сказал Иафет, по-прежнему не поднимая взора.
– Помощники нужны, – согласился Сим. – Только что мы им скажем?
Вопрос был по делу, Сим вообще всегда высказывался по делу, зря слов не ронял. Помощники, конечно, нужны. Триста локтей в длину, пятьдесят в ширину и тридцать в высоту[1] – это не шутка. Да еще три яруса, то есть – два сплошных настила. Много, очень много работы.
– Мы скажем, что строим ковчег, – после недолгого раздумья ответил Ной. – Потому что мы действительно строим ковчег. А больше мы ничего не скажем. Потому что мы не вправе говорить что-то еще. Если Богу угодно поступить так, то зачем отравлять людям остаток жизни?
– Чтобы они ужаснулись и образумились! – Иафет поднял голову, на мгновение встретился взглядом с отцом и снова уставился в пол.
«Страдает, – догадался Ной о причине такого состояния сына. – Ему, как и мне, тягостно видеть все, что творится вокруг. И Шева, наверное, уже успела шепнуть, что убили Ирада. Людям с чутким сердцем нынче тяжело…»
– Ужас не может образумить, сын мой, – мягко сказал Ной. – Страх еще никого не исправил. Вера и любовь – вот те опоры, на которых стоит человек!
– А я думал, что человек стоит на ногах! – съязвил Хам.
Сим, ничего не говоря и не сильно замахиваясь (а то и убить недолго) отвесил брату затрещину. Хам ойкнул и свалился с лавки, на которой сидели все трое. Ной