Вот почему заметное большинство русских писателей особенно последней трети XX века, «деревенщински» и – «вечнобабски»: старушечьи! – предпочли у-доб-р-ен-но и однозначно ограничиться патриархально-уходящей в небытие натурой, придав ей формалинно-приторную и по-иезуитстски – трупную! – идеальность и, тем самым, уготовив «совершенно» внеисторическую и откровенно: дегенеративную – здесь-и-сейчас – будущность: мирно-прогрессируюшую – ж-с-уть! – нам: «законно» – постсоветским – в-у-смерть: ничего… То-то, свободно и – «подчистую»: чем не по-движнечески – «комильфо»?! – возлюбили мы своё нынешнее физическое вымирание – ради, ей-ей, «классической» и «гениальной» аттестации: на посошок – уже всего русского народа, а не его отдельных – субъек-тивистски-кладбищенских «предтеч», к коим «соборно», «патриотично» и – судя по себе: намертво – затесали даже не-ис-тово-воскресительного Юрия Кузнецова…
Но поэзии Владимира Бояринова абсолютно и – эпатажно не грозит подобная официозная аберрация и, конечно же, дегенеративность прямо-«классического» пошиба – особенно в «глазах» какого-нибудь vi-ё-р-исто: нобелевского бельма: бояриновская русскость не даёт ни малейшего по-лож(ь) – ительного повода для её буквалистски: выспренной и «духовитой» – до могильно-летательного венчика! – аннигиляции. Она заведомо мужественно и трагично вбирает в себя по-халкидонски-! – неслиянную и нераздельную – динамичность: улёта – можно сказать, к-рай-не! – догматизируя его весёлый и праздничный напор:
Не надо шалаша
У рая на краю,
Где общая душа
Вольёт в себя свою…
(«Не надо шалаша…»).
И «зловещие кометы» превращаются «в лебедей!» («По душам»)…
Оптимистично-аскезный лейтмотив бояриновской поэзии сродни зиждительно-парадоксальной шукшинской «маэстровости» – проницательно и – пророчески постиг кардинальную опасность для современной русской души: «подло»-«омутную» обыденность, которой народ дал точно-двойственное определение «ништяк» и в которой волей-неволей затаптываются в-сырьё-з остаточные «жаркие угольки» исконного и – гвардейского! – богатырства («Иванов день»), чтобы окончательно и – «совершенно» затмился в нети Иван, в лучшем случае наивно, пассивно и политкоректно ожидая «давнего чуда» с «запрокинутым в небо лицом» («Что скажет небо», ««Ясный месяц»)…
Но выпадают, выпадают – поделом! – слепящие и оглушающие «туманы в предутренние росные часы» («Туманы») – напрочь отделяя нас от выси, себя и нашего же – да, чудесного, но всегда: органично-! – возникающего: актуально – вдруг – побеждать – витяз(ь) – ества-гусарства-танковоительства («Странник»). Тем более, необходимого, по-гагарински-! – необходимого – в послевоенные – «сиреневые» – дни; при возрастающем: глобалистски – «ништяк» – обыкновении («Сиреневый день»)…
Оно-то в первую