Ведется расследование происшедшего, в области объявлен план «Перехват».
Продолжение записи от 15 сентября 1919 года, Петроград. Из дневника Татьяны Лазаревой
О господи, нет ничего страшнее и безнадежней, чем рыдать по невозвратному. О чем бишь я писала? Ах да, о «пошлых стихах»!
О таких обычно говорят: «И я так умею!» А еще мне не понравились в них намеки в стиле Софьи Парнок [22]. Увы, я не современна. Наверное, опять же из-за моей работы. Для меня, акушерки, самое важное – рождение детей, а они не рождаются от однополых связей. Значит, эти связи противоестественны и богопротивны. И что еще за змеи там разметались на солнце? Чепуха, словом.
Я, помнится, тогда пожалела, что не удалось послушать стихов той девушки с улыбкой-цветком, а потом подумала, что это очень даже хорошо, а то вдруг ее поэзия разочаровала бы меня. И я забыла о девушке-футуристке до последнего времени, пока не признала ее в милой супруге полковника Борисоглебского, с которой встретилась в Предварилке.
Она и впрямь была мила и приветлива со всеми. Она брала своими крошечными ручками тяжелые свертки и тюки – ведь в тюрьму передавали и подушки, и тюфяки – и все это терпеливо просовывала в окно. Среди принимающих передачи с той стороны – полковник Борисоглебский, именно поэтому футуристка и не отходит от окошка.
Она замечала, что я поглядываю на нее с доброжелательным вниманием, и всегда особенно мило улыбалась мне. Потом мы познакомились. К слову сказать, постоянные посетительницы немного знакомы между собой. Недавно она вдруг сказала мне – доверчиво, словно младшая сестра старшей:
– Знаете, Татьяна Сергеевна, в прошлую пятницу мой муж смог подойти так близко к окошку, что я исхитрилась протянуть ему руку, и он поцеловал мои пальцы и даже проговорил несколько слов. Ах, кабы сегодня удалось мне улучить мгновение шепнуть Алешеньке, что дело его почти закончено, что он скоро будет дома!
– Откуда вы знаете, Анастасия Николаевна? – не сдержала удивления я.
Ее розовый рот вновь расцвел чудной улыбкой:
– Мне сказали. Мне обещали наверняка. Теперь свобода моего мужа – вопрос нескольких дней!
Я улыбаюсь в ответ на ее откровенную радость, но смотрю с недоумением. Кто мог сказать такое? Неужели этой очаровательной девочке удалось попасть на прием к одному из двух самых страшных людей петроградской Чеки, которые ведают судьбами заключенных, – к Озолину или Рончевскому? Причем из них двоих, как говорят, Озолин более человечен. Если он ведет дело, еще есть надежда переломить его ход. От Рончевского же не вырвешься… Наверное, дело Борисоглебского у Озолина. Ну что ж, дал бы бог, дал бы бог…
У Анастасии Николаевны такое чудесное настроение, что мы даже немножко отвлекаемся от реальности и болтаем о прошлом. Я напоминаю ей тот литературный вечер