Петроград на переломе эпох. Город и его жители в годы революции и Гражданской войны. Сергей Яров

ордеру производили обыск в квартире в доме № 17 по Прядильной улице. Прохожим показался подозрительным оставленный ими автомобиль, и они сообщили в комиссариат, откуда вскоре прибыл помощник комиссара с нарядом. Троих из злоумышленников удалось задержать, но в штаб был доставлен только один из них: с двумя другими толпа покончила самосудом[319]. 15 апреля толпой народа в комиссариат был доставлен неизвестный, пытавшийся ограбить квартиру в доме № 59 по Екатерининскому каналу. Допустив составление протокола, толпа выволокла грабителя на улицу и утопила в канале[320]. В один из тех же дней были задержаны двое из троих грабителей, покушавшихся на квартиру в одном из домов на Безбородкинском проспекте. Во время допроса вокруг собралась огромная толпа, которая требовала выдачи задержанных. Поскольку предотвратить самосуд не представлялось возможным, грабители по постановлению следственной комиссии Выборгского района были в срочном порядке расстреляны[321].

      Участники самосудов доходили до крайней степени ожесточения, и если кто-то порой пытался удержать их от беззаконных расправ, тот сам мог стать жертвой озверевшей толпы. Подобный случай, описанный в нескольких газетах, имел место на набережной Фонтанки в мае 1918 г. Когда толпа хотела расправиться с человеком, подозреваемым в воровстве, двое из собравшихся стали настаивать на том, что его вина не доказана и что следует передать его в руки правоохранительных органов. В результате гнев толпы обратился и против этих двоих, и все трое были утоплены в реке[322]. Самосуды стали серьезной проблемой, их развитие вызвало беспокойство властей. Правительство, в начале 1918 г. еще находившееся в Петрограде, призывало со страниц «Известий»: «Самосуды – пятно на революции, они позорят ее честь. Не совершайте бессудных расправ над кем бы то ни было!»[323] Однако обуздать вырвавшиеся наружу низменные инстинкты было непросто. Тем более что сама же большевистская пропаганда, отрицавшая прежнюю «буржуазную» систему судопроизводства, вольно или невольно внушала людям мысль, что им самим принадлежит право выносить приговор и карать. А.М. Горький писал в «Несвоевременных мыслях»: «Уничтожив именем пролетариата старые суды, народные комиссары этим самым укрепили в сознании улицы ее право на самосуд – звериное право»[324]. С другой стороны, самосуды были реакцией обывателей на слабость правоохранительных органов, своего рода способом самозащиты, хотя, по замечанию Горького, самосуды никого не устрашали и отнюдь не приводили к снижению уровня преступности. Другой современник описываемых событий, генерал А. Будберг, отмечал: «Вообще самосуд начинает прививаться; очевидно, они сродни нам, а сейчас, кроме того, дает хоть какой-нибудь ответ на общий вопль найти где-нибудь защиту»[325]. Только с 1919 г., когда система охраны правопорядка и судопроизводства начала более или менее отлаживаться, случаи бессудных расправ стали сходить на нет и в конце концов прекратились: за вторую половину