После минус семнадцати он был вызван в европейское управление компании, в Женвилье, где генеральный директор потребовал у него подробностей по поводу снижения прибыли.
– К какой группе компаний принадлежит этот «Пармезан»?
– Это независимое предприятие.
– Сколько у него дополнительных точек?
– Нисколько, одна материнская фирма – и все.
– А каков заявленный продукт?
– Баклажаны по-пармски. В сущности, это их единственное блюдо.
– Как это – единственное?
– У них в меню больше ничего нет. Ни напитков, ни закусок, ни десертов.
– ?..
– Ни мясных блюд – тем более.
– Какие баклажаны?
– По-пармски. Это нечто вроде лазаньи, только вместо теста в качестве прослойки используются баклажаны.
– И сколько порций в день они реализуют?
– Дважды в день по триста порций по шесть евро каждая.
– А как быстро они наращивают темпы?
– Никак. Они уже год как остановились на этой цифре.
– И они не пытаются повысить товарооборот?
– Нет.
– ?.. Сколько у них народу?
– Два человека с полной занятостью и два – с частичной.
– Невозможно. Они не смогут получить ни копейки прибыли.
– Так и есть: у них нет прибыли – ни копейки.
– Но кто они – эти люди?
– Я как раз выясняю.
– А эти баклажаны, их кто-нибудь пробовал?
На данный момент никто. Франсису Брете было поручено пойти и разобраться самому. Напрасно он пытался любезничать, говоря, что места всем хватит и что надо поддерживать такие маленькие заведения, – Мэгги сразу прочитала в его взгляде страстное желание увидеть ее поверженной. Она пригласила его на кухню, где предложила порцию баклажанов. Он прожевал ложку и, торопливо проглотив, заявил: Это вкусно, но публике такое не нравится. Вы сейчас пользуетесь феноменом любопытства, но через какое-то время ваши продажи начнут падать, и никто не будет в этом виноват. Законы рынка, мадам Уэйн.
Его визит не застал Мэгги врасплох. Она сама ввязалась в это состязание, когда обустраивалась на улице Мон-Луи. Ее сочли сумасшедшей, когда она решилась открыть свое предприятие напротив такого гиганта общепита, гиганта, при рождении которого она присутствовала тридцать лет назад, когда вечерами ездила с приятелями в Нью-Йорк на танцы. Она наблюдала открытие самого первого ресторана на Мерсер-стрит и помнила первую его рекламу по телевизору: огромная пицца, которой радуется огромная же семья, и логотип, ставший с тех пор неотъемлемой частью городского пейзажа. Те, кто знал, что такое настоящая пицца, начиная с итальянцев и выходцев из Италии, обходили это место за километр, что не помешало колоссу взойти на трон и властвовать над миром фастфуда. Теперь он состоял из двенадцати тысяч ресторанов по всей