Считалось, что за внимание речам противника могли посадить. Не знаю… Тогда пришлось бы сажать через одного. И если б только радио! Я собственными глазами видел у приятеля диссидентские статьи в защиту академика Сахарова. Еще в одной семье бережно хранили Большую советскую энциклопедию синего цвета, так называемую сталинскую.
Нет, в любом случае Город наш если и нельзя принимать за оплот просвещенного либерализма, то, по крайней мере, прибежищем оного местная интеллигенция являлась. Достаточно вспомнить знаменитые «вечера любителей кино».
Разумеется, «важнейшее из искусств» любили не только у нас, а повсеместно. Но далеко не везде была возможность регулярно смотреть фильмы-лауреаты ведущих мировых фестивалей, с отставанием максимум месяца на два. Нам привозили так называемые родные копии – пленка Kodak! – приезжал переводчик, приезжал киновед со вступительной речью. Потрясающе! Большой экран! За много лет до падения железного занавеса! До тех пор, пока очередной шедевр под названием «Шкура животного», включающий сцены откровенного соития, не положил либерализму обывателей легко прогнозируемый предел. Поднялась вонь, ветераны застрочили письма в КПСС-ВЦСПС. Но я точно помню, что даже самые ярые сексофобы смотрели картину прилежно до финала.
«Существовал порядок!» – часто повторяют отживающие свое.
Как вам сказать… в некотором роде да. Безусловно, какие-то моменты определенной упорядоченности, наличия регламента в интеллектуальной области имелись. Если, допустим, Новый год считать особым праздником, то и телепередачи могли быть особенными только раз в году – да к тому же еще ближе к пяти утра, чтобы служба медом не казалась. А в остальное время, триста шестьдесят четыре дня кряду, пожалуйте – «Девятая студия», «Советский Союз глазами зарубежных гостей», «Ленинский университет миллионов». Строго в 21.30 – очередное кинопроизведение из собрания Госфильмофонда. Если какой журнальчик интересный вздумалось почитать – дождись, хоть и без всякой гарантии на успех, осенней подписной кампании. И так далее.
Раньше краеугольным идеологическим пунктиком служил вождизм – понятие столь же прозрачное теоретически, сколь почти невозможное на практике. Да и как иначе, если основополагающий вождь, приравниваемый