– Ты плачешь? – удивился он.
– Еще бы мне не плакать! Кто теперь сделает мне ванну? – Гелия горько-прегорько зарыдала. – Я хочу ванну! Я хочу ванну! – повторяла она. – Этот дикарь хватал меня своими сальными руками!
C ванной она, однако, превосходно управилась сама. Налила речной воды, насыпала ароматической соли, даже приготовила кипяток, чтоб не холодно сидеть.
В кои-то веки вела себя тихо. Дамианос, тщательно нанося на воск точные контуры порога Катарсис, всё время чувствовал на себе ее взгляд. Покосился – увидел, что изящно выщипанные брови красавицы сосредоточенно сдвинуты.
– Ты почему не прыгнула за борт? – спросил он. – Чуть нас обоих не погубила.
– Не умею плавать. В Гимназионе не научили. Зачем женщине плавать?
Это ему не приходило в голову. Мальчиков, будущих аминтесов, заставляли переплывать Перепонтиду туда и обратно, в том числе под водой, дыша через трубку. Пятый год обучения.
– Я тоже хочу спросить… – Гелия запнулась, что было на нее непохоже. – Зачем ты полез на корабль? Тебя чуть не убили.
– Не знаю, чему учат в Гимназионе женщин, а нам вколачивают с семи лет: «Первый закон Сколы – аминтесы не бросают друг друга в опасности», – ворчливо ответил он, ругая себя, что сам ввязался в разговор. Теперь спокойно не поработаешь.
– Так ты это сделал ради меня?
– Отстань! Мешаешь.
Плеск воды. Гелия поднялась во весь рост. Медленно провела ладонями по бокам, сверху вниз, будто стягивая с себя тесную одежду – хотя кроме кожи снимать ей было уже нечего. От этого бессмысленного жеста у Дамианоса внезапно пересохло во рту. Он смотрел на мокрое, словно высеченное из агата тело, и не мог отвести взгляда.
– Хочешь? – низким, словно убаюкивающим голосом проворковала эфиопка. – Иди сюда. Трогать тебе понравится еще больше, чем смотреть. А любить меня – лучшее, что бывает на свете…
Он не пошевелился. Чувствовал, что не может вздохнуть. «Нет, – сказал себе Дамианос. – Нет. Не поддамся». Покачал головой.
Гелия поняла его неправильно.
– Какая я тебе сестра? Мы прежде ни разу даже не встречались.
Дело не в этом. Женщины, с которыми он имел дело, любили за деньги. Это не было изменой Белой Деве. Но тут другое…
– Я замерзла, – поежилась Гелия. – Возьми накидку. Вытри меня.
«Нет, это не измена, – решил он. – Гекате не нужно мое тело. Наоборот: пока оно живо, мы не встретимся. Я волен распоряжаться плотью по своему усмотрению».
– Благодарю, – сказал он, поднимаясь. – Я воспользуюсь твоим предложением. Заодно проверю, какая из тебя наложница.
Ничего подобного он не испытывал ни с одной профессиональной блудницей – даже в «Саду Эпикура», где ночь с гетерой высшего разряда стоит четыре серебряных милиарисия. Будто на полчаса или на час (а действительно – на сколько?) перестал быть собой и стал кем-то другим: легким, беззаботным и счастливым.
После объятий Дамианос лежал