С берега потянул слабый ветерок, он донес до пассажиров "Семерки" густой пьянящий запах копченой рыбы. Ожерелья этой рыбы были подвешены на длинных пеньковых канатах вдоль, многочисленных рыбацких дворов. Рыбу вывозили из множества коптилен, размещенных вдоль всего побережья Сура. Её грузили в большие мешки из грубого холста и тут же навьючивали на лошадей, ослов и мулов.
Закупив все необходимое и отдохнув ночью у причалов Сура, корабль Посидония покинул гавань задолго до восхода солнца. Море подобно отполированному бронзовому зеркалу, отражало голубизну посветлевшего неба. Мерно скрипели вёсела, нарушая предутреннюю тишину. Изредка корабль проходил зону туманов, и это явно тревожило Посидония. Он непрерывно перекликался с впередсмотрящим матросом, примостившимся на высокой мачте.
Пройдя мимо Библа и Триполи, Посидоний решил обогнуть Кипр не как обычно с западной стороны, но с Востока. Здесь, у берегов Киликии, еще было сильным греческое влияние, и пираты побаивались напороться на сторожевые греческие корабли.
"Семерка" спокойно рассекала тихую морскую гладь. Её по-прежнему сопровождало полное безветрие. Но именно это безветрие вызывали тревогу опытного моряка. — Такую тишину обычно сопровождают густые туманы. А на Великом Море, где плавают тысячи кораблей, особенно в период войн, угроза столкновения вырастает во много раз.
Теперь, главное — проскочить до Кипра, пока не накатили туманы и слушать во все уши, чтобы не прозевать сигналы встречных кораблей и Посидоний непрерывно тормошил впередсмотрящего.
И действительно, предчувствия и опыт старого моряка не подвели. Вскоре над водой проплыли первые длинные косы тумана. Затем эти косы распушились, начали плотнеть и вскоре горизонт и небо превратились в сплошную белую массу. А стоящий где-то на высокой мачте матрос, непрерывно кричал, что плывет, как ангел над молочным морем и кроме тумана ничего не видит, даже палубу собственного корабля.
— Держи открытыми уши и глаза! — изо всех сил кричал в раковину рупора Посидоний, — хотя хорошо знал, что в густом тумане голоса не слышны.
Вскоре и сам Посидоний уже не мог слышать, что докладывал впередсмотрящий матрос.
— Идалий! Смотри в оба!!! Держи уши открытыми!!!
В ответ доносились лишь глухие, падающие с неба звуки: — Ничего не вижу! Кажется, звучит колоко— о-о-о-л!..
— Колок-о-о-ол?! — переспрашивал Посидоний, — но вместо ответа раздался сильный треск и невероятной силы толчок потряс "Семерку". Идалий камнем свалился на палубу. Не разбился. Его спасла большая бухта пенькового каната.
Тотчас наступила тишина. Что-то чудовищно большое приподняло "Семерку" и боком понесло на мель. Гребцы бросили весла и начали прыгать в воду. В густом тумане глухо звучали крики и стоны раненых.
Стоявшие у капитанского мостика Шауль и Натанель едва не вывалились за борт. Они тут же бросились к Шифре и Эсте. Те, вконец