обещание, что я сразу разбужу её, когда сам соберусь спать, моя помощница устроилась поудобней и очень скоро задремала под лёгкий гул подвесного мотора, а я незамедлительно укрыл девчонку махровым покрывалом – она вздумала лечь спать в своей самой короткой бежевой юбке (моя стоическая выдержка продолжала подвергаться испытаниям)… Закончив возню с одеждой, я присел к столику, взял ежедневник и стал делать записи сразу за несколько прошедших дней, особенно наполненных событиями. Несколько раз я отрывался от путевого дневника и в глубокой задумчивости смотрел прямо перед собой куда-то в пространство, видя отнюдь не эти суровые серые стены из бархатного дерева и не аскетическую обстановку своего тесного помещения, напоминавшего монашескую келью – перед моими глазами вставали яркие картины и целые эпизоды из далёкого невозвратного прошлого, наполненного самыми опасными приключениями и совершенно невероятными событиями… Через час с небольшим я вновь вышел на кормовую платформу, кивнул всё ещё сидевшему за румпелем Сергею (его должны были сменить с минуты на минуту), а потом бросил сначала взгляд сквозь тростниковую стену в сторону наших преследователей, но, не обнаружив их, выглянул из-за ограждения и осмотрелся уже более внимательно. Левый берег сейчас очень круто обрывался к воде, а к самой кромке его подступала почти непроходимая чаща местного леса – двигаться пешком вдоль реки здесь было совершенно невозможно, и, надо полагать, обезьянолюди в конце концов прекратили свое упорное преследование, если, конечно, не избрали какой-нибудь другой, более лёгкий путь… В целом русло реки Ледниковой не отличалось особой извилистостью, но, тем не менее, оба её берега с неизменным постоянством поочерёдно становились то выпуклыми, то вогнутыми, и в соответствии с этим менялись характер течения и распределение глубин в русле. Впереди, не далее как в полукилометре, уже можно было разглядеть, что сейчас обрывистый (подмываемый) левый берег, плавно переходил в очередной песчаный пляж (становился наносным) и, следовательно, фарватер также здесь уклонялся от левого берега к правому. Вернувшись в каюту, я по возможности тихо прикрыл ставни на окнах, взял с полки футляр с биноклем и снова вышел наружу, задвинув за собой неуклюжую створку двери. Жестом велев Адмиралу, расположившемуся, по обыкновению, в проходе, оставаться на месте, я прошёл вдоль правого борта на нос, где сейчас дежурил мой заместитель, подобно мне ожидающий новых неприятностей.
– Приятели-то, Николай Александрович, опять объявились, – тихо, чтобы не потревожить спящих членов экспедиции, сообщил мне Огнев. – Снова воевать придётся?
– Бог с тобой, Иван Ильич! – усмехнулся я, поднося к глазам бинокль. – Полдюжины пинков и несколько ударов палкой – вот и все военные действия! Сам, главное, не высовывайся и собак в «кубрик» уведи!
– Справитесь в одиночку-то, Николай Александрович? – с едва уловимым сомнением в голосе спросил мой заместитель.
– Шутишь, Иван Ильич? – отозвался я, разглядывая тёмные массивные
