И еще «дни и ночи»
Вдруг всё переменилось. «Аксакалы международного сотрудничества» и мы – вчерашние новички поменялись местами. Мы – новички жили в поездке коммуной, а «ветераны» с нами не общались, куда-то их приглашали, и по утрам они пробуждались трудно, а завтрак заказывали в номера. Триер обращался с нами все хуже и хуже, и тут всё переменилось.
Тот понедельник сделался действительно для всех нас тяжелым днем. Автобус привез нас на заключительное заседание, но тут же вернулся с Горшковым в гостиницу, где он якобы оставил паспорт. Ни денег, ни паспорта, ни авиационного билета в гостинице не оказалось. ЧП! Заключительная церемония не радовала. Мы вспоминали вчерашний день.
– Меня вчера с вами не было, – предупредил Триер.
– Хорошо.
Только позже я понял, что в основе его поведения лежало несколько фундаментальных причин: флотационные процессы выносили Триера наверх, в верхние эшелоны власти.
– Вы, может, не поняли? Я с вами вчера вместе не ходил.
Какие-то скрытые пружины толкали Триера, и он не хотел рисковать. С нами он не церемонился.
– Не ходил и не говорил, оставался в гостинице…
– Хорошо, хорошо.
Визит в посольство теперь превращался из формальности в необходимость.
В посольском дворике, огороженном высокими стенами здания-крепости, был обычный привычный московский мир: судачили бабушки, играли дети. И на этом нашенском (среди Парижа) клочке земли я впервые увидел вблизи живого писателя-классика. Мы столкнулись с ним и его моложавой восточной женой в посольской лавке, где она отбирала роскошные головные платки. Чуть-чуть волнуясь, она показывала: этот, этот и тот…
Затем классик курил во дворе со своим приятелем, и о жене он сказал: «Теперь её оттуда не вытянешь». Он только что закончил свой чудесный роман, где лучше всего описывались волки, но с должным гражданским мужеством он поднимал завесу отечественного наркобизнеса. Я вскоре видел его на трибуне съезда писателей и в зале союзного парламента, но все это уже с телеэкрана. Потом он войдет в президентский совет, рождая недоумение: зачем ему это? И все-таки он – молодец!
Только лишь год спустя наши газеты начнут открывать завесу над истиной. «Мне пятнадцать лет. С тринадцати лет колюсь. Да, я – наркоманка. Я боюсь саму себя, я боюсь умереть, но ничего не могу поделать с собой. Я пыталась, но все напрасно». Республики принимали указы «О мерах по уничтожению дикорастущей конопли и опийного мака». Но это было потом, а пока мы во все глаза смотрели на классика, а вернувшись на родину, раскрыли его новый роман.
Вечера, а точнее ночи, мы делили с телевидением. В программе «Мир животных» выступила пятидесятилетняя Брижит Бардо. До этого я видел её в пародии на американские вестерны, где она вместе с Клаудиа