– Спасибо, – сказал я в широкую спину.
Человек не ответил.
Я запер дверь и выдохнул с облегчением.
Через час я вышел из номера и похолодел: человек с ушами-пельменями так и стоял у моей двери. Тут я не выдержал. Я пал ему в ноги, умоляя оставить меня без конвоя. Я заверил, что даром никому не нужен. Пообещал, что до самого концерта никуда из номера не выйду – что сейчас же, на его глазах, запрусь на два оборота и больше никому не открою. Что, на крайний случай, в соседнем со мной номере живет администратор с хорошей мускулатурой, очень похожий на Берию…
Человек с ушами-пельменями выслушал все это, пожал плечами шириной с дверной проем и сказал безо всякого выражения:
– Вы не беспокойтесь. Мне Виталий сказал вас охранять – я охраняю…
В его словах послышалось некоторое многоточие, и вдруг я разом увидел ситуацию в новом свете. Человек-шкаф был на работе. Виталий сказал ему меня охранять, и он меня охранял. Если бы Виталий сказал ему меня убить, он бы меня убил.
Ничего личного.
У меня отлегло от сердца.
Но все равно: когда, как кусок колбасы в сэндвиче, я ходил по Ростову в окружении двух человеко-шкафов, мне было очень худо, конечно.
Хлеб-соль
Апрель 2001-го, концерт в Казани.
У выхода на трап я оказываюсь первым. Дверь открывается, и я остолбеневаю: прямо на летном поле стоит джип, вокруг люди с цветами, а у самого трапа – три девушки в национальных татарских платьях, с чем-то типа хлеба-соли на руках.
Предчувствие публичного позора накрывает с головой. Микроавтобус с надписью VIP с летного поля меня возил, с джипом и охраной меня однажды встречали, но хлеб-соль!..
Я понимаю, что скандал вокруг НТВ поднял мое имя на нездешнюю высоту – и, набравши в грудь побольше воздуха, ступаю на трап.
Краем глаза вижу размазанные по иллюминаторам лица зрителей. Стыдно – ужасно! Иду, глядя под ноги, чтобы как можно позже встретиться глазами со встречающими; судорожно пытаюсь сообразить, что делать с этим хлебом, с этой солью, с этими девушками… Что во что макать?
Так ничего и не сообразив, на последней ступеньке трапа надеваю на лицо радостную улыбку – вот он я, ваш любимый! – и шагаю навстречу всенародной любви.
Девушки в национальных костюмах без единого слова устремляются мне за спину. Я оборачиваюсь. Толпа встречающих суетится вокруг миловидной женщины средних лет, сошедшей по трапу следом. Хлеб-соль, цветы, джип – весь этот публичный позор предназначается ей.
По моим устаревшим понятиям, так в России можно встречать только двух женщин: Аллу Пугачеву и Валентину Матвиенко. Но тут явно какой-то третий случай, и это размывает мои представления о реальности.
Своими ногами бреду с летного поля, и двое суток живу в Казани в тяжелом недоумении. А через