Монументы Марса (сборник). Кир Булычев

даже хуже, чем у Нины: хлебную карточку он потерял, и до конца месяца им с матерью придется жить на одну карточку – рабочую карточку, потому что Вадик посеял свою где-то во дворе, и только через пятнадцать лет он вдруг вспомнит, как это было, и будет снова расстраиваться, потому что карточку можно было найти даже через неделю; она, конечно, свалилась в подвал, когда он бросил на решетку пальто, собираясь погонять в футбол. И я сказал, уже потом, когда Нина устала слушать то, что полагала хорошей сказкой:

      – Ты знаешь Петровку?

      – Знаю, – сказала Нина. – А ее не переименуют?

      – Нет. Так вот…

      Я рассказал, как войти во двор под арку и где в глубине двора есть подвал, закрытый решеткой. И если это октябрь сорок второго года, середина месяца, то в подвале, вернее всего, лежит хлебная карточка. Мы там, во дворе играли в футбол, и я эту карточку потерял.

      – Какой ужас! – сказала Нина. – Я бы этого не пережила. Надо сейчас же ее отыскать. Сделайте это.

      Она тоже вошла во вкус игры, и где-то реальность ушла, и уже ни она, ни я не понимали, в каком году мы находимся, – мы были вне времени, ближе к ее сорок второму году.

      – Я не могу найти карточку, – объяснил я. – Прошло много лет. Но если сможешь, зайди туда, подвал должен быть открыт. В крайнем случае скажешь, что карточку обронила ты.

      И в этот момент нас разъединили.

      Нины не было. Что-то затрещало в трубке, женский голос произнес:

      – Это 143-18-15? Вас вызывает Орджоникидзе.

      – Вы ошиблись номером, – ответил я.

      – Извините, – сказал женский голос равнодушно.

      И были короткие гудки.

      Я сразу же набрал снова Нинин номер. Мне нужно было извиниться. Нужно было посмеяться вместе с девочкой. Ведь получилась, в общем, чепуха…

      – Да, – сказал голос Нины. Другой Нины.

      – Это вы? – спросил я.

      – А, это ты, Вадим? Что, тебе не спится?

      – Извини, – сказал я. – Мне другая Нина нужна.

      – Что?

      Я повесил трубку и снова набрал номер.

      – Ты с ума сошел? – спросила Нина. – Ты пил?

      – Извини, – сказал я и снова бросил трубку.

      Теперь звонить было бесполезно. Звонок из Орджоникидзе все вернул на свои места. А какой у нее настоящий телефон? Арбат – три, нет, Арбат – один – тридцать два – тринадцать… Нет, сорок…

      Взрослая Нина позвонила мне сама.

      – Я весь вечер сидела дома, – сказала она. – Думала, ты позвонишь, объяснишь, почему ты вчера так вел себя. Но ты, видно, совсем сошел с ума.

      – Наверное, – согласился я. Мне не хотелось рассказывать ей о длинных разговорах с другой Ниной.

      – Какая еще другая Нина? – спросила она. – Это образ? Ты хочешь видеть меня иной?

      – Спокойной ночи, Ниночка, – сказал я. – Завтра все объясню.

      …Самое интересное, что у этой странной истории был не менее странный конец. На следующий день утром я поехал к маме. И сказал, что разберу антресоли. Я три года обещал это сделать, а тут приехал сам. Я знаю, что мама ничего не