Несомненно за нами наблюдали.
И ещё эта надпись кровью…
– Дай! – потребовал я у Патрика оружие.
Снайпером я никогда не был и вряд ли уже стану, но в камеру попал с первого выстрела.
Липкие от пота пальцы выдернули из кармана телефон.
Заур собрал этот аппарат по кусочкам в больничной палате – после того, как его, истового слугу Закона, разжаловали, низвергли, точно падшего ангела!..
Он вспомнил, как всё было: Алекс Пападакис, шеф, забирает служебный планшет и Знак, а Мигель, мерзкая мексиканская душонка, продажный палач, радуется!.. Глаза заволокло багрово-чёрной пеленой.
«Телефон, – напомнил себе Заур. – Главное сейчас – телефон».
Покорёженный, разбитый пластик, экран «поплыл», почти весь теперь – чёрное пятно. Обломки стали единым целым и не рассыпались только благодаря скотчу, а работало сие устройство исключительно по воле Божьей и, наверное, потому, что Зауру сейчас очень не помешал бы звонок друга. Но друг – друг ли тебе, палачу, разыскиваемый Интерполом Максим Краевой по прозвищу Край? – не желал выходить на связь, а помощь зала в шоу под названием «Жизнь» отменили давным-давно.
Так что, попрощавшись с сестрой и выйдя из больницы, первый делом Заур заглянул в магазин. Нет, не в продуктовый маркет, хотя он уже позабыл, когда в последний раз что-то пережёвывал и глотал, а в самый настоящий бутик для мажоров.
Девушки, скучавшие в просторном светлом помещении, разбитом на два цветных сектора – гламурно-розовый и серьёзно-серый – были бы миленькими, если бы не презрение, сквозившее во взглядах. Подведенные дорогой тушью глазки так и сверлили затылок Заура, единственного посетителя бутика. Презрение пока что по капелькам сочилось сквозь профессиональные улыбки, надетые на лица с десяти утра до восемнадцати вечера, без перерывов. Но скоро сквозь свищ хлынет целый фонтан злобы.
Заура часто не принимали всерьез. Он ведь высокий – без малого два метра – и очень худой. Ну просто очень-очень. Можно сказать, тощий, аж щёки впали. А ещё он очкарик. И очки у него с линзами такими толстыми, будто сняты с иллюминатора океанского лайнера. Без них он завидовал кроту – из-за феноменальной зоркости последнего. Мало того, Заур хромает – девушки не могли этого не заметить, когда он вошёл в магазин и, оглядываясь по сторонам, принялся яростно тереть искусственной ладонью – вместо одной руки у него дешёвый протез – свой лысый, как колено, череп. Словно в отместку голова вмиг покрылась потом и заблестела в свете ламп у потолка. Матовыми остались только многочисленные шрамы.
Разве можно, будучи в здравом уме, воспринять всерьез такого олуха царя небесного, как Заур? Учитывая, что он впервые в этой части города, и его тут не знают? И ладно окружающие, сам Заур, признаться, себя подначивает, смотрясь в зеркало. А тут он заявился в шикарный бутик после конкретной передряги – как последний бомжара, в грязной вонючей одежде, которую проще сжечь, чем отстирать.
Хромая,