– Ты как хочешь, Краб. А я свои деньги уже отработал, – вкрадчиво начал Грек. – Ты в Зоне. Делаю тебе первое предупреждение. После третьего ты поворачиваешь назад и выбираешься отсюда как хочешь. То же касается и остальных. В любом месте и в любое время суток. Хочешь оставаться в обойме, сынок, следи за собой. Слепые собаки как акулы – они тоже чуют запах крови на расстоянии. Я скажу, когда можно будет безопасно для остальных порвать себе задницу. Без моего приказа можешь сделать только одно – пустить себе пулю в лоб. И то только после моей команды.
Ника с трудом уяснила себе логику бывшего вояки. Складывалось впечатление, что логика и Грек – две большие разницы, как говорят в Одессе. Одно она осознала совершенно точно. Предупреждение – это плохо. Два предупреждения – очень плохо. О трех, наверное, и заикаться не стоило. Это наверняка было в своде тех правил, о которых полдня бубнил Грек. Девушка решила на досуге поинтересоваться у Макса – он казался ей самым здравомыслящим, – все ли правила так безобидны, что в конечном итоге предполагают лишь отправку домой, или за нарушение некоторых полагается расстрел на месте?
Ночь постепенно наполнилась звуками. Чудились чьи-то острожные шаги, жалобные всхлипы, шепот. Стояла кромешная тьма. Грек не спешил включать фонарик. Как он умудрялся видеть в темноте, осталось загадкой для его спутников. Проводник шел первым, причем напролом, нимало не заботясь о том, что колючие ветви, отведенные его рукой, били кого-то по лицу. А поскольку следом двигалась Ника, ей доставалось больше всех.
Ожидание смертельной опасности, всех этих слепых собак, выродков, живодеров, хозяев Зоны, постепенно сменила усталость. Зона хранила нейтралитет. Потрескивали сучья под ногами, порывы ветра студили разгоряченные лица. Было так, словно граница еще впереди.
Ника думала лишь о том, как бы не потерять из вида проводника. В отличие от новобранцев, он двигался значительно тише. Если бы не ветви, по-прежнему периодически хлеставшие по лицу, была опасность отстать в темноте всерьез и надолго. Девушка старалась идти за Греком след в след.
Старалась, старалась и перестаралась.
С размаху ткнувшись лбом в крепкую спину, она заслужила еще один весьма ощутимый удар – на этот раз локтем в бок. Проводник обошелся без предупреждения, и Ника была ему за это благодарна. Еще за то, что среди тьмы неожиданно обнаружилась заброшенная сторожка – полуразвалившаяся, с дверью, повисшей на одной верхней петле, с осколками стекла, торчащими из развороченной оконной рамы.
– Ты. – Грек ткнул пальцем Максу в грудь, когда они вошли внутрь сторожки. – Первый. Краб следующий. Потом Очкарик. Меня будить в пять тридцать. Подозрительный шум – тоже. Но зарубите на носу: шум должен быть очень подозрительным, иначе пеняйте на себя. Отбой.
Подозрительный… Что такое этот «подозрительный шум» и как определить, когда он переходит в стадию «очень»?
С этой мыслью Ника опустилась на дощатый пол, стянула рюкзак, ткнулась в него головой. Коротко