– А просьбу мою нижайшую исполнишь, государь? – опять поклонился правителю всея Руси Зверев.
– Что за милости ищешь, Андрей Васильевич? – настороженно пригладил короткую бородку царь. – Сказывай.
– Собери у крыльца своего вдов тех детей боярских, что животы свои в лесу у Уллы сложили, маленьких сирот собери. И скажи, в глаза их глядючи, что жизнь отцов и мужей их не так уж и важна в сравнении с жизнью предателей, что воинов на смерть обрекли. И потому предатели жить в покое и сытости останутся. А до ратников сгинувших твоей совести дела нет, они души твоей не пятнают.
– Опять за свое! – выпрямился в кресле царь. – Кровью замарать меня хочешь? Не будет сего! Смертоубийство есть грех страшный, и черты сей я не переступлю!
– Не хочешь сам, мне отдай, – пожав плечами, предложил Зверев. – Я ради свободы людей русских уж не одну сотню басурман, ляхов и прочих схизматиков порубить успел. И эту погань придавлю, глаз не сморгнет. Твари, своих единоверцев и товарищей врагу предающие – хуже любого басурманина. Задавлю, и даже к исповеди не пойду, ибо греха на том не почувствую.
– Вот он! – вскинул голову Иоанн. – Вот он, искус твой, бесовское отродье! – Царь медленно поднялся, обличающее вытянул руку, ткнув пальцем Андрею чуть не в самый глаз. – Коли отдам я бояр в руки твои, зная о деянии тобой задуманном, так, стало быть, сим воля моя на смертоубийство проявится. И грех сей на душу мою ляжет!
– Грех, грех, грех! – не выдержал Зверев. – Плевать всем на твой грех! Души умерших, слезы вдов и детей вопят к тебе об отмщении! Жить должны честные люди, а не подонки, неужели непонятно это тебе в твоей святости?! И лишь в твоей воле карать гаденышей для спокойствия честных. Плевать всем на твою душу! Ты на царствие русское самим Богом помазан не душу свою беречь, а души миллионов подданных своих. И если для блага тысяч твою одну душу в грязь втоптать надобно, ты сие сделать обязан без промедления! Ибо ты есть царь, а не они. И ты за них, за них, не за себя перед Богом в ответе! А чистеньким хочешь остаться – так лучше в монахи постригись! И тебе радость, и люди зазря гибнуть не станут. Ты хоть понимаешь, что каждый живой предатель в сотню погибших людей при каждом походе выходит? Хотя, – Андрей с трудом сдержался, чтобы не сплюнуть: – Что тебе чужие души православные? Ты ведь свою спасаешь!
Он развернулся, чтобы выйти, но в последний момент спохватился, что приходил совсем с другой целью, крутанулся к сундучку, выдернул оттуда толстенную стопку бумаги и тяжело жахнул о стол:
– Вот, держи! Опальный князь Воротынский, в келье своей пребывая, без дум о благе царском обойтись не смог и трактат составил об искусстве стражи крепостной