Огромное спасибо Джасмин Сондерс, растолковавшей мне все, что касается медицинских рецептов, Пауле Хили за подробнейшие консультации по поводу ирландской части истории и Сюзанне Уотерс из Сассекского университета за изумительные уроки писательского мастерства.
Особую благодарность выражаю также сотрудникам издательства «Ходдер», особенно моему редактору Изобел Экенхед, чей энтузиазм и советы оказали мне неоценимую помощь. И моему литературному агенту Юану Торникрофту, который всегда был и остается для меня великолепным камертоном, – его поддержку я очень ценю. И наконец, как всегда, огромное спасибо всем моим друзьям по писательскому цеху и моим близким, которые неизменно поддерживают меня в трудную минуту.
Врач должен знать настоящее и предвидеть будущее и, приступая к излечению больного, всегда следовать двум принципам: делай добро и не навреди.
1
– Вы родственница?
– Да, – отвечаю я под тычки чужих локтей и плеч – это четверо мужчин врезаются в очередь за моей спиной. – Мне позвонил его друг и сообщил, что он потерял сознание и его привезли сюда на «скорой».
– Как ваше имя?
– Оливия Сомерс.
Снова толкают сзади. Но я крепко держусь за стойку и позиций не сдаю.
– Я его мать. И еще я врач. И хочу видеть своего сына.
Выпаливаю все это одним духом; кажется, голос мой звучит угрожающе. Но это не помогает. На лице регистраторши привычная маска бесконечного терпения. Делаю глубокий вдох и усилием воли заставляю себя говорить спокойно. Если бы не давка, было бы легче. Я сдаю назад и наступаю на ногу мужчине. Кое-как извинившись, чувствую, что его корпус тоже подается назад.
– Так я могу видеть своего сына?
– Да, конечно. – Она смотрит в экран монитора. – Потерпите, сейчас все узнаем. Сначала мне надо кое-что уточнить.
– Но с ним все в порядке? Он в сознании?
– Извините, об этом информации нет.
– Я понимаю, у вас работа такая, но нельзя ли просто…
Она грозно глядит на меня поверх очков. В глазах ее читаю: «Все будет так, как я скажу», поэтому приходится смириться и доложить все, что она хочет знать: прививки, чем болел, имя лечащего врача и так далее. Мои ответы она немедленно заносит в компьютер, и слава богу, потому что руки трясутся так, что вряд ли я смогла бы сама заполнить формуляры.
Проходит еще минуты три, я отвечаю на десяток вопросов, и мое терпение вознаграждается: она поднимает трубку.
– У нас здесь мама Робби Сомерса. Да. Ммм. Отлично. – Она встает и, не глядя на меня, протягивает руку. – Вам сюда. Я вас провожу.
Подхватываю сумку и за ней. Сегодня суббота, вечер, пабы закрыты, и приемный покой забит до отказа. В спертом воздухе тяжелый букет запахов крови, пота и алкоголя, настоянный на бьющем в нос духе дезинфектантов. Те, кому не досталось стула, ходят взад-вперед, укачивая поврежденную руку или зажимая рану. Какой-то мужчина, недолго думая, задрал окровавленный край рубахи, закрыв им глубокий порез на щеке. Напряженная атмосфера может накалиться так, что мало не покажется. Толпа, где много пьяных, все страдают от боли и усталости долгого ожидания, – смесь взрывоопасная, рванет в любой момент.
На ногах регистраторши туфли из плотного пластика с уродливым утолщением на носках. Быстрым, упругим аллюром, ловко лавируя между пострадавшими и их родственниками, она направляется к двустворчатым дверям. На своих трехдюймовых каблуках и в узкой юбке до колена семеню за ней.
Проходим сквозь двери, попадаем в отделение медицинской помощи. У меня в этой больнице была практика – лет двадцать назад с гаком, – тогда заведение располагалось в разбросанных корпусах викторианской постройки в центре Эдинбурга; теперь его перевели в специально возведенное здание к юго-востоку от Сити. Я верчу головой, на ходу читая таблички: туалеты, помещения для посетителей, несколько дверей с табличками «Посторонним вход запрещен». У стенок между ними выстроились тележки для больных, на многих лежат люди, жалко на них глядеть, видно, что они весьма не прочь перебраться на что-то более удобное.
Впереди по обе стороны коридора десятка полтора процедурных клетушек, в которых оказывают первую помощь. От коридора они отгорожены занавесками, кроме одной, где стоит каталка – на ней пожилой мужчина в кислородной маске; худые руки его крепко вцепились в края. Туда-сюда снуют медсестры, они хлопочут вокруг несчастных, подбадривают их, дают советы. Слышны отдельные фразы: «Старайтесь не расчесывать», «Наклоните голову сюда», «Сейчас будет больно, но сразу пройдет», «О господи… Ну ничего… Ничего страшного», на пол плещет струя, и клетушку заполняет кислый запах рвоты.
Я гляжу вниз, в промежутки между занавесками и полом, ищу комнатку, куда поместили моего