Наверное, в эти слова он вкладывал особое чувство, но вместо умиления они вызвали во мне взрыв негодования: никем – и все дела!
– Денег нет совсем?
Джеффриз печально покачал головой и начал подсаливать только что принесенный стейк в лужице крови цвета вишневого сока.
– И никаких новых поступлений? Ведь приближается двадцать пятая годовщина. – Я почувствовала очередной всплеск злобы, теперь в его адрес, – за то, что он заставил меня произнести эти слова. Бен начал свою жуткую охоту в два часа ночи 3 января 1985 года. Время врезалось в память, и вот я жду годовщины – не чудовищно ли! Господи, ну почему не осталось хотя бы тысяч пять!
Он снова покачал головой:
– Денег больше нет. Тебе ведь уже тридцать, да? Ты взрослая женщина. Жизнь не стоит на месте. Люди хотят помогать другим маленьким девочкам, а не…
– Не мне…
– К сожалению, это так.
– Говорите, не стоит на месте?
Я почувствовала, что меня бросили, предали; я всегда испытывала подобное чувство в детстве, когда какая-нибудь моя тетушка или троюродная сестра привозила меня к другой тетушке или троюродной сестре, дескать, пусть немного поживет у тебя – я сделала все, что могла, больше не могу. Очередная родственница с недельку героически меня терпела, изо всех сил пытаясь совладать с озлобленным маленьким существом, каким была я, но потом… Конечно, положа руку на сердце, в этом есть и моя вина. Целиком и полностью моя – и это не самобичевание жертвы. В гостиной у одной я распрыскала лак для волос и устроила пожар. Диана, мамина родная сестра и моя обожаемая тетка, моя наставница, много раз брала меня к себе, потом отсылала, но в конце концов навсегда закрыла для меня двери своего дома. Каких только пакостей я ей не делала!
– К сожалению, Либби, происходят новые убийства, – дудел Джеффриз. – У людей короткая память. Подумай только, как все переживают из-за Лизетт Стивенс.
Лизетт Стивенс, хорошенькая двадцатипятилетняя брюнетка, исчезла еще в конце ноября, когда возвращалась домой от родственников после семейного обеда по случаю Дня благодарения. На поиски бросился весь Канзас-Сити; едва включишь телевизор, как с экрана на тебя смотрит ее улыбающееся лицо. В начале февраля о ней уже знала вся Америка. Прошел еще месяц – никаких новостей, и сейчас все кругом прекрасно понимали, что ее нет в живых, но первым признавать поражение не желал никто.
– Но, – продолжал Джеффриз, – мне кажется, всем хотелось бы думать, что в жизни у тебя все хорошо.
– С ума сойти!
– Может, стоит закончить колледж? – Он отхватил большой кусок мяса.
– Нет.
– А что, если мы попробуем найти тебе работу в какой-нибудь конторе – займешься делопроизводством, или чем там еще занимаются?
– Нет.
Я внутренне сжалась, забыла о еде, распространяя вокруг себя флюиды мрачной враждебности. Еще одно мамино слово: