Вождь, не в силах слышать этот ор, добежал до парты, схватил портфель и пулей вылетел в коридор. Он добрался до туалета, открыл кран с холодной водой и подставил под него голову – казалось, что соприкасаясь со спасительной жидкостью, она шипит, как раскаленная сковородка. Заодно и попил. Олег вынул платок и принялся вытирать лицо и шею. Волосы решил оставить мокрыми – пусть кумпол остывает. Так и стоял в туалете, не выходя в коридор – еще, чего доброго, наткнешься на дежурного по этажу, отведут к тому же Владлену Борисовичу. Хотя какая разница – все равно при первом удобном случае историчка-истеричка настучит о самовольно покинутом уроке, пусть и осторожно, пусть и через завуча.
– Олег! Олег! – снаружи раздался тонкий девичий голосок.
Елки-палки, Лена! Для чего?!
Выскочил – напротив двери, переминаясь с ноги на ногу, стояла Гончарова.
– Ну зачем ты здесь, – чуть не простонал он. – Над тобой все же теперь хихикать будут! И классная зуб наточит!
– Да мне на всех наплевать. Я отпросилась, вот и все. Хотела тебя поддержать.
– Я твердокаменный. Меня убьет только отравленная бронебойная разрывная пуля. Ну, или стрела в пятку.
– Какая стрела?
Он вздохнул.
– Лен, я в норме. Возвращайся в класс, не давай повода над собой насмехаться.
– Я и не даю…
– Да ладно. Иди, потом поговорим.
– Уверен?
– На все сто.
– Хорошо, – девочка опустила голову и понуро побрела вдоль стены обратно.
Белый Лоб вернулся к водным процедурам.
Вскоре затрещал звонок.
Постепенно помещение заполнилось народом – подошли Шиляев, Викштейн, Данилин, Лапшин, Астафьев, Тригновский.
– Ты, это… – Астафа тронул его за плечо. – Завязывай с ней бодаться. Она при всех пообещала тебе итоговую тройку по поведению.
– Тебе на следующий год следует перевестись в другой класс, – добавил Викштейн. – «Б», конечно, козлы, а «В» – нормальные.
– Сие означает – сдаться, – ответил Олежка. – Этого не будет никогда.
– Конечно, краснокожие не сдаются, – вступил в разговор Шило. – А если мозг включить?
– Я в мае все равно никуда не переведусь. А за лето, может, отойдем друг от друга.
– Хе! – вскрикнул Лапша. – Да она только что про исключение из пионеров орала!
– Ребят, – спокойно произнес Вождь. – Ну, вы что? Пока дед жив, а директором у нас сын одного из его лучших друзей, никто ничего никуда не напишет, никто никого ниоткуда не исключит. Это она для вас орет, чтобы вы не соглашались с объективными вещами.
– Но про фашистов ты зря, – заметил Лапшпа.
– Согласен, – кивнул Олег. – Завелся.
– А что, правда – Москву могли взять? – спросил напрягшийся Тренога.
– Ну, посуди. Авиации нет. Она полностью