Женевьева была небольшого роста, но крепко сложена. Она никогда в жизни не падала в обморок.
Мать прищурила глаза, так похожие на глаза дочери. От нее почти ничего не ускользало, и на этот раз она тоже осталась непоколебимой.
– Да, мне кажется, ты не в себе, Женевьева, но скорее всего причиной тому что-то съеденное за завтраком, если ты вообще ела. Ты вполне здорова, чтобы прогуляться с герцогом, и даже бледная ты выглядишь прелестно.
– Но, мама, у меня ужасная… – Что у нее должно болеть настолько сильно, чтобы можно было отказаться от прогулки, но в то же время избежать поспешного вызова доктора? Нельзя же сказать «душа болит». – Ужасная головная боль.
– Пока ты не докажешь мне, что у тебя нет руки или ноги и ты не в состоянии идти, Женевьева, эта прогулка состоится. Ты будешь мила с герцогом, поскольку он перенес потерю, постарайся утешить его. Пусть он забудет о случившемся.
– Но, мама, он… Я не могу…
– Он способен обеспечить тебе жизнь, к которой ты привыкла, и сделает честь нашей семье. Знаю, ты немного застенчива, милая, но это даже хорошо.
Мать с вызовом посмотрела на Женевьеву, словно говоря: «Я лучше тебя знаю, что тебе нужно».
Женевьева была сбита с толку. Как она не заметила этого прежде? Никто не знал. Никто не знал, что лучше для нее и чего именно она хочет. И почему все считали ее застенчивой? Она была совершенно другой. Скорее тихой, а не застенчивой.
Должно быть, у нее был испуганный вид, и мать вздохнула:
– Ради всего святого, любовь моя, мы ведь не собираемся продать тебя этому человеку. Всего одна прогулка. Это не значит, что после этого вы окажетесь связаны вечными узами, и я не из тех мамаш, которые привыкли решать судьбу детей, хотя я и не против немного вмешаться. В конце концов, у каждой женщины должно быть занятие, – мрачно добавила она.
– Где Оливия? – продолжала упрямиться Женевьева.
Оливия была хитрой. Она вполне могла прятаться сейчас за вазами с цветами и посмеиваться над Женевьевой.
Краем глаза Женевьева увидела входящую в дом миссис Маллин. Экономка остановилась в прихожей, задумчиво почесывая голову, явно недоумевая, куда отправить слуг.
Отец Женевьевы, Йен и герцог куда-то ушли. Посмотреть на лошадей, вне всякого сомнения.
Изольда вздохнула:
– Милая, прошу тебя…
И Женевьева с ужасом смотрела, как ее мать заломила руки.
Это было нечестно. В который раз Женевьева пожалела, что она не такая стойкая, как ее сестра. Несмотря на пережитую ею потерю, Женевьева не могла не сжалиться над матерью, которая так за всех них переживала. Изольда стойко и не теряя чувства юмора прощалась