Позицию на стульчике занял Сюзя:
Разворачивайтесь правой, орущие!
Доставшие паспорт в паузе!
Прозастоявшиеся и птиц жующие!
Ваше место – в пентхаузе!
Вылепленные из гвоздей люди!
Смотрите на выгрызающего бюрократизм волка!
В купе иностранца, едущего к Люде,
Не спасёт ни маузер, ни трёхкалиберная двустволка!
Сюзя в данное время всерьёз увлекался пятилетней Людмилой из художественной гимнастики, но та, увы, на ближайшее «навсегда» была занята скакалками и булавами.
А если в марше не развернуться!
Если площадь помоста, плотничая, не эквивалентна!
Фарисеи! Вам лучше заткнуться, ёрничая!
Мол, кто там махает лентой?
Этот оратор быстро, на восьмом куплете полупесни был табуретнонизвержен из-за требухи, которую нёс и из-за того, что всем тоже не терпелось.
С вытаращенными от страха и без того узкими разрезами глаз, с расплющенной нижней губой от обиды, что её не предупредили о празднике, бочком начала свой куплет блинолицая Ибубекирова («мисс» ненецкий автономный округ):
День Седьмого Ноября —
Красный Лист Календаря…
Она бессмертно читала всё это, с большой буквы, уже два года на всех утренниках и никогда не уходила без подарка /условный рефлекс Павлова: лапой – на рычаг: «День Седьмо»… дзынь – карамелька в руку; «го Ноябр»… дзынь – ириска в кулак; «Красный Лист Ка»… дзынь дзынь дзынь – призовая игра/. Но сейчас, когда хлопчики вежливо, без обиняков и синяков, парой пинков объяснили, что праздник её закончен и подарунка не будет, молодая исполнительница тихо заплакала.
Торжество рифмы широкой поступью шагало по детскому садику «Вэсэлка»! Неизвестно как, по секрету услыхав новость, на территорию, занятую повстанцами, постепенно просачивались гонцы из младшей и старшей групп /подготовительная мудро отказалась: надо было подойти к школе без видимых эксцессов/.
Из-за спин желающих коварно выглядывал Викул. В левой руке он сжимал оторванную тяжёлую голову плюшевого медвежьего животного. Викула не выпускали специально, усиленным патрулём, догадываясь наверняка, что поэзия и стульчик будут нещадно унижены и растоптаны!
Рядом, заодно, не выпускали и Тютюрикова (настоящее фамильное название семьи). Этого не выпускать было легче, потому что Тютюриков сам не лез никуда, а только орал из-под окна, как будто его били девочки:
Автомотовелофототелерадиомонтаж!
Автомотовелофототелерадиомонтаж!
– Это не стих, не стих, не стих! – били его девочки.
– Как же не стих? Я его два месяца из окна наизусть учил!
– Не выкрикивайте с места, больной! – протирая его лицо платьем от куклы, увещевала Варя. – Это и вправду