И, немного подождав, снова повторила:
– Я вовек никогда не знала, что это за европейские деньги, с чем их, как говорится, едят!
Мария Афанасьевна апеллировала своей пламенной речью к незнакомым ей людям, то есть к Эвелине с Анатолием. Но Горская отвечала ей только презрительным недоверием во взгляде. Анатолий и вовсе не выказывал ничего, что бы свидетельствовало о его позиции по этому вопросу.
– Бабуль, мы верим тебе, что ты не знаешь, – спокойно начал он. – Ты, наверное, просто приняла их за какие-нибудь бумажки, сгребла куда-нибудь… Они и на обычные деньги-то с первого взгляда непохожи. Там евро были, что ли?
– Да, – тихо подтвердила Татьяна.
– Ну вот, – уверенно продолжил Анатолий. – Убиралась, наверное, и сгребла. Так?
– К-как это я сгребла? – ужас вдруг пронзил лицо Марии Афанасьевны. – Как я могу сгрести, не зная куда, деньги? Это же деньги, а не бумажки!
– Но вы же не знаете, как они выглядят! – подала голос Татьяна. – Сами же говорите!
– Я говорю, что у меня нет твоих денег, – убежденно повторила Мария Афанасьевна.
– Послушайте, но как может быть, вы говорите то одно, то другое, – не выдержала Эвелина и тоже вступила в дискуссию с бабкой.
– Я говорю одно и то же! – перешла на визг Мария Афанасьевна.
– Бабуль, давай мы вместе все поищем, может, найдем, – примиряюще сказал Анатолий. – Завалились куда-нибудь или что еще. Может быть, Татьяна не тщательно посмотрела…
– Нет, я тщательно все смотрела! – возразила Татьяна, но Эвелина остановила ее, схватив за рукав.
– Может, еще что, – продолжал Анатолий. – Мы же тебя не обвиняем. Мы – друзья Татьяны, пришли ей помочь. Вместе найдем скорее.
– Где вы будете здесь искать? – по-прежнему не сбавляла патетический тон Мария Афанасьевна, присовокупив к нему еще и грозное покачивание палкой.
– Как где? Здесь! – Анатолий обвел руками все пространство дома.
Надо сказать, что, несмотря на обилие комнат – их было здесь аж четыре, – жилище являло собой образец запущенности, неуютности и даже скученности. Свободного пространства оставалось мало. Все было заставлено старой, безвкусной, уныло выглядящей мебелью. В серванте стояла пыльная посуда, пользоваться которой не постеснялся бы только советский общепит. Доходяга-стол вкупе с такими же доходягами-стульями, громоздкими и бестолковыми. Наличествовало целых два буфета, покрашенных некогда белой краской; сейчас, увы, она была облуплена под влиянием неумолимого времени. Старые, давно не стиранные занавески, которые висели и по делу и без дела везде – и там, где они заменяли дверь, и там, где они ее дублировали, затрудняя таким образом проход. Единственное, что оставляло более-менее благоприятное впечатление, – это полы. Не в том смысле, чтобы присутствовал линолеум или паркет. Просто они были чистыми благодаря квартирантке Татьяне.
Картину