Тогда же у меня появился фотоаппарат: очень интересный, знаменитый «Цейс». Я уже говорил, что мы несли охрану гитлеровской канцелярии, а там раньше сидели всякие немецкие флигель-адъютанты. Я зашел взять бумагу, письмо матери написать, открыл ящик – а там фотоаппарат лежит. Когда я общался с немцами, немцы мне сказали: это «зер гут»! В расцвете Германии, в 1938 году, корова стоила 30 марок, а аппарат – 300! Вот какой был аппарат. Когда был первый обмен денег, то я его продал за 17 тысяч, чтобы матери помочь. А потом тут же начался обвал: эти 17 тысяч перешли в 30 руб лей – вот так я камеру и потерял.
Интервью А. Драбкин
Ваулин Дмитрий Петрович
летчик 890-го дальнебомбардировочного авиационного полка
Когда в конце войны мы вылетали из Барановичей на Берлин, погода была очень плохая. Бывает, в апреле-мае идут вторичные атмосферные фронты, или, как их еще называют, «окклюзии», когда через каждые 40 минут идет град, снег, тучи налетают, а потом опять солнышко. Потом снова непогода. Мощные стояли фронты, грозовые. А лететь надо тысячу километров до Одера. 16 апреля мы взлетели в 3 часа ночи, погода была очень плохая. Пролетели тысячу километров, отбомбились по передовой. Там все горело, все дымило. Причем характерно, подлетаем к Познани с опережением примерно минут на 15. Познань начала стрелять по нам. Сигнал «Я свой» – зеленые ракеты. Как посыпались зеленые ракеты – и справа, и слева, и сверху. Туча самолетов дальней авиации летела, и все летели с опережением минут на 15! Нужно было время гасить на «петле». И вот все стали гасить это время в районе Познани. Тут смотри в оба, чтобы не стукнуться! Подходим к цели, все горит, кругом прожектора. Видно, как артиллерия стреляет, вспышки. Мы были на небольшой высоте – может быть, тысяча метров. Море огня! Видимо, там и мелкая авиация работала, и артиллерия. У нас цель – какой-то опорный пункт. А где там его найдешь в этом море огня? Мы знаем примерно расстояние от Одера до немецких позиций, 10 километров. Мы отбомбились, прилетели обратно домой в девять часов утра.
Потом летали мы на Берлин 22 и 24 апреля. 24 апреля погода была ужасная. Взлетаем, облачность – 30 метров. И всю дорогу был грозовой фронт, очень низкая облачность. Решили идти под ней. Включили автопилот – и сами ему помогаем. С консолей плоскостей, с винтов, пулеметов стрелков срываются огни статического электричества – и кажется, что во тьме несется огненное чудовище. Кидало нас страшно. Вдруг впереди вспышка – и покатился огненный шар: кто-то врезался в землю. Проскочили. Отбомбились по Берлину, я говорю:
– Вася, давай домой не полетим. Ты видишь, какая погода?! Давай сядем.
Дошли до Познани.
– Давай сядем в Познани, там аэродром работает. Мы кружочек сделали, сели. Заруливаем на стоянку. Там нас встречают вопросом:
– Что, заблудились?
– Нет, не заблудились, я сел по погоде. Не хочу лететь дальше. Погода очень плохая, там будет трудно с посадкой.
– Тогда