Я посмотрела на Андерсона в надежде увидеть сочувствующее выражение на его лице, но увидела лишь раздражение, словно он не видел смысла объяснять мне, что от «красных» можно ждать всего, что угодно.
– Простите, а какое отношение это имеет к должности машинистки?
– Это имеет прямое отношение к организации, в которой вы, возможно, будете работать. Но если вам некомфортно и вы хотите, чтобы мы закончили этот разговор, то мы можем это сделать прямо сейчас.
– Нет, нет… – мне хотелось закричать, что всему виной мое появление на свет, что если бы меня не зачали, то, возможно, мои родители не стали бы так рисковать. Я сдержалась и взяла себя в руки.
– Вы знаете, как он умер? – спросил Андерсон.
– Нам сообщили, что он умер от сердечного приступа на оловянных шахтах в Берлаге.
– И вы в это верите?
– Нет, не верю, – в глубине души я действительно в это не верила, но никому, даже маме, в этом не признавалась.
– Он не дожил до лагеря, – Андерсон сделал паузу и продолжил. – Он умер во время допроса в Москве.
Мне было интересно, что из этого знает мама, а что нет. Верила ли она тому, что было написано о смерти папы в телеграмме от ее сестры? Или она все же догадывалась, что все не совсем так, как было написано в том сообщении? Может быть, мама просто притворялась и делала вид, чтобы я лишний раз не волновалась?
– И какие чувства вы испытываете по этому поводу? – спросил Андерсон.
– Растерянность.
– И какие еще?
– Злость.
– Злость?
– Да.
– Так вот, – Андерсон закрыл папку с моей фамилией на обложке, – мы видим в вас определенный потенциал.
– В смысле?
– Мы умеем находить скрытые таланты.
Глава 3. Машинистки
В Вашингтоне настала осень. Было темно, когда мы просыпались, и опять темно, когда уходили с работы. Температура упала градусов на двадцать, и по пути на работу и с работы мы шли, наклонив голову, чтобы увернуться от порывов ветра, которые были наиболее ощутимы на открытых пространствах между зданиями, а также аккуратно ступали на тротуар, чтобы не поскользнуться на своих высоких каблуках на мокрой листве и мокром асфальте. В одно такое утро, когда от одной мысли, что придется вылезти из теплой кровати, стоять в переполненном трамвае под мышкой какого-то мужчины, чтобы потом провести день в свете ярких флуоресцентных ламп в офисе со сквозняками, хотелось позвонить на работу и сказать, что заболела. Так вот, в одно такое утро мы встретились в кафе Ralph’s, чтобы перед работой выпить кофе и съесть по донату. Нам были необходимы эти двадцать минут, доза сахара и хороший кофе. Кофе в Агентстве был горячим и коричневым,