– Димон, Димон, ты как, живой? – кричал Песя, пытаясь растормошить друга.
– Очнись, к врачу надо! А этого п… завалил я! Быстрее надо, б…, пока ментов нет!
Изгрызанное тело не отзывалось и вообще не подавало признаков жизни. Из страшных ран торчали измочаленные мышцы, сухожилия и кровеносные сосуды.
Песю затошнило. С низу живота вверх неудержимо побежал ком. Придерживаясь за стены окровавленными руками, он пошел в ванну. Здесь его и вырвало. Там же он и остался, поначалу промыв раны на руке водой и замотав там же найденной тряпкой. Тошнота не уходила. Да еще и навалилась какая-то странная тяжелая слабость. Жалея себя, Димон скрючился здесь же, подле унитаза, прижавшись лбом к его холодному фаянсовому боку. Казалось, так было легче… Постепенно уходили звуки, исчезал свет, уходила сама Жизнь из его не по возрасту дряхлого тела…
На ключ входная дверь не закрывалась – замок вместе с частью косяка вырвали еще в прошлом году, во время штурма притона. Починить дверь и вставить новый замок наркоманам не хватало ни денег, ни желания.
Наркоконтролевцы встали за дверью. В городе творилось что-то непонятное. Какие-то криминальные войны, прямо. Милиция явно зашивалась, и половину личного состава наркополицейских бросили на различные «усиления». Но явную «палку» упускать было нельзя, поэтому оперативник прихватил прапорщика из своего спецназа и поехал в адрес. Хотя такими силами и не положено, конечно. Из-за двери явно несло ацетоном и ещё какой-то дрянью. Оба наркополицейских достали пистолеты: опер в гражданском – обычный потертый ПМ, а спецназовец, в дополнение к своей черной форме нацепивший и шапку-маску, больший по сравнению с оперским «макаром» по размеру «ПЯ»16 – пистолет, о перевооружении на который и армии, и правоохранительных органов было широко объявлено, но, однако, вживую виданный пока только