Он задумался. В голове теснилось несколько фраз, и патетические интонации в них усиливались. Ему же хотелось избежать особого пафоса. Ведь он ехал не для того, чтобы призвать толпу на баррикады, а чтобы отдать дань памяти последнему герою Сербии времен балканской империи. Времена эти закончились, больше не вернутся, и будоражить народ было ни к чему. Он потянулся к портфелю за блокнотом и ручкой, но почувствовал, что его начало клонить в сон.
Он откинул спинку кресла, закрыл глаза, и вскоре сон сморил его. Это был странный самолетный сон, наполненный гулом двигателей и балансированием меж ду дремой и бодрствованием.
Он слышал, как стюардессы начали разносить обед, но решил не просыпаться. Он не очень любил самолетные обеды и всегда пропускал их без сожаления, если хотелось спать. Это вызывало недоуменные взгляды соседей, обычно добросовестно съедавших все без остатка. Самолетная еда для Филатова была сродни еде в лесу на пикнике. Там тоже со свистом уходило то, на что дома и смотреть бы не стал.
Потом гул двигателей постепенно затих, и сон стал настоящим.
ГЛАВА X
РИТУАЛЬНЫЙ ЧУМ В КВАРТИРЕ
Сон Филатову приснился чудной, но в то же время подобающий случаю – о похоронах. К его изумлению, оказалось, что похороны происходят прямо в его московской квартире, которую он за ненадобностью, поскольку жил за городом, сдал нескольким представителям северных народов. И вот спустя какое-то время он приехал посмотреть, все ли в квартире в порядке.
– А, начальника! – радостно поприветствовал его открывший дверь квартирант. – Давай заходи! Похороны у нас!
Филатов с опаской вошел и огляделся. Народы за это время обжились и увеличились численно. То ли к ним подъехали родственники из тундры, то ли они общими стараниями улучшили демографическую ситуацию. Как бы там ни было, их стало заметно больше.
В каждой комнате стояло по чуму, а окна, несмотря на начало марта, были распахнуты настежь. Из самой большой комнаты доносилось нестройное хоровое пение и бой в бубны. Филатов остановился в проходе.
Несколько человек в комнате исполняли ритуальные пляски вокруг покойника, который лежал у чума, с ног до головы завернутый в шкуры. Филатову объяснили, что в этой пляске рассказывается о жизни усопшего и его свершениях – как он охотился на моржей, вступал в схватки с белыми медведями и добывал в море китов. По пляске выходило, что усопший при жизни был отчаянным малым, настоящим сорвиголовой. Сам он лежал неподвижно и не мог ни подтвердить, ни опровергнуть ту хвалу, которую ему воздавали.
В конце церемонии покойника занесли в чум, затем зашили полог моржовыми жилами и сказали, что теперь он принадлежит духам. Собственно, он и сам уже дух.
Поминки были скромными – настойка из веселящих тундровых грибов и оранжевый китовый жир на закуску. Филатов отказался и от того, и