Едва услышав крики о пожаре, Рустем понял, что может избавиться от своей привередливой принцессы, и смело придержал коня Михримах.
– Ваше высочество…
– Чего тебе?
– Разрешите сегодня прекратить нашу науку.
Михримах взглянула на него поверх яшмака своими глазищами, в которых собрано было все самое злое и от султана, и от султанши. У Рустема засосало под ложечкой от этого взгляда, на языке у него так и вертелись слова тяжелые, как камни, но он загнал эти слова в такие глубины, откуда они не могли уже выбраться. Стараясь придать покорность своему грубому голосу, хмуро произнес:
– Пожар.
Думал, что этим объяснил все. Но Михримах была иного мнения.
– Пожар? Ну и что же? Погорит и перестанет.
– У себя в Диярбакыре я привык…
– Тут Стамбул. А в Стамбуле есть кадий, который за все отвечает.
Рустем не выдержал:
– Ваше высочество! Вы не знаете этого старого обманщика? Да ему пускай сгорит хоть и весь Стамбул, он будет дуть в одну дудку: «Ничего не видел. Ничего не знаю».
Все это ее не интересовало, как говорят: «И каши не хочет, и по воду не идет».
– Сгорит – ну и пускай себе сгорит.
– Ваше высочество, а хассы?
– А что это такое?
– Участки Стамбула, принадлежащие султану и султанской семье.
Она задумалась на короткое время.
– Принадлежат? А что принадлежит мне, ты можешь сказать?.. Ну ладно. Тебе так хочется на этот пожар?
– Я взял бы своих людей. Все же я визирь его величества.
– Там есть еще несколько визирей. Но если уж так хочешь… Пусть меня проводят в Топкапы.
Так Рустем добыл себе свободу.
С пожаром было труднее, чем с султанской дочерью. Во-первых, потому, что в Стамбуле стоял ужасный июльский зной.
А во-вторых, судя по всему, не обошлось без злоумышленников, ибо как бы иначе пожар переметнулся через Золотой Рог, гигантскими перескоками помчался по столице, захватывая новые и новые участки? Несколько участков выгорело дотла, пожар уничтожил поставленный еще Фатихом дворец