– Как же он тебе такое богатство уступил? На него не похоже.
– А мы на пальцах кидались. Всё по-честному. Завидно?
– Не-а.
– Врёшь, Сева, завидно.
– Витюша, такие хоромы не могут достаться пролетариату. Не могут по определению. Придёт какой-нибудь товарищ Серый и попрёт тебя оттуда поганой метлой. Так что ты за свою хрущёвку держись обеими руками, мало ли что.
– Не учи учёного. Хрущёвку я сдавать буду, а в особняке сам колобродить.
Они подошли к парадному входу особняка. Лестница напоминала гимназистку, учившуюся в закрытом заведении, а потом отданную в солдатский бордель. На мраморных ступенях виднелись следы рвоты. Половина медных шишечек была отвинчена, а ковровая дорожка валялась скомканная у входных дверей, залитая то ли кровью, то ли вином. Ушанкин важно открыл дверь замысловатым ключом. Почему-то откашлялся и робко шагнул внутрь, видно ещё не привык к свалившемуся богатству. Коридор был огромен и светел. Несколько бра выгодно оттеняли наборный паркет. Ниши в стенах украшали причудливые вазы.
– Виндал-миндал. Снимай ботинки. Я тут даже в тапках не хожу, боюсь паркет поцарапать, только в носках.
Носки у Витюхи остались от прежней жизни, были в дырках и плохо гармонировали с его дорогим костюмом.
– А теперь пойдём в залу.
В «зале» размещался стеклянный шкаф, набитый всякими диковинками, музыкальный центр с колонками, огромная плазменная панель на стене и белый кожаный диван посередине. А больше в комнате ничего не было и от этого свободного пространства на душе делалось легко и приятно. Витек, не сдержав нахлынувших чувств, пошёл вприсядку.
– Вот, блин, жалко кассетника здесь нет. А то бы я сейчас «барыню» грянул. У меня кассет до фига, а здесь всё под диски заточено.
– Витюша, весь цивилизованный мир давно уже перешёл на цифру. Найди пару дисков и отплясывай.
Тут в комнату как мелкий бес ворвался внук Витюхи и с криком: «Смотри, деда, как я умею»! с разбега прыгнул на диван ногами. Пока внучек скакал на диване, Сева думал, что дедушку, хватит удар. Тот побагровел и беззвучно шевелил губами, вероятно отсчитывая меру своего терпения. Мера оказалась недолгой, и Витёк завопил голосом недорезанного буржуя: «слезай, засранец, сейчас же, не тобой куплено»! Сорванец в слезах убежал, а Витюша заскорузлой ладонью стал вытирать следы малолетнего преступника с кожаной обивки.
– Только всё портют, только свои грабли повсюду суют, – горько сетовал он на бестолковую родню.
– Я, пожалуй, пойду, – стал прощаться Сева, как всегда, удивляясь человеческим метаморфозам.
– А я думал, бутылочку разопьём, – не очень уверенно начал хозяин.
– Нет, я уж воздержусь.
– А что так?
– В такое опасное время лучше не расслабляться.
– Ну, и я не буду. Мне и так всё зашибись, а бормота, она жизнь укорачивает.
– Вообще то, Витёк, это не бормота. Это одно из лучших испанских вин «Рьоха».
– Всё равно апельсиновый сок полезней, –