As a Man Thinketh and Other Writings. Джеймс Аллен

снег выпадет, – сказал Писатель.

      – Угу, – Мурлыкина хрустнула барбариской. – А у меня все еще нет кошки Барсетки.

      Глава 19. Про зависимости

      Мурлыкина сидела на скамейке и смотрела никуда.

      – Привет, Мурлыкина! – весело сказал Писатель и плюхнулся рядом на скамейку.

      – Привет, – сказала Мурлыкина механическим голосом.

      Писатель глянул на нее и приподнял брови:

      – Барбариска?

      Мурлыкина было протянула руку, но тут же убрала:

      – Нет. Не надо.

      – Это почему? Ты же их любишь?

      – Вот именно! – сказала Мурлыкина. – У меня зависимость от твоих барбарисок. А с зависимостями надо бороться. А вдруг я привыкну? И не смогу жить без тебя, и без барбарисок.

      – Зачем думать о плохом? Я вроде еще не собираюсь умирать, – возразил Писатель.

      – А вдруг? Ходят трамваи и злые люди! К тому же ты уже старый, у тебя может быть инфаркт. И я буду страдать.

      – Страдание облагораживает! – съязвил Писатель. – И, в конце концов! Неужели я не стою того, чтобы обо мне немножко пострадать?

      – Ты‑то, конечно, стоишь, – вздохнула Мурлыкина. – Но я послушала на youtubeпсихолога, он сказал, что зависимости – это плохо.

      Писатель расхохотался.

      – Слушай ты их больше! Жизнь – это сплошная зависимость, Мурлыкина. Сама посуди! Мы от всего зависим. От еды зависим. От сна зависим. От воздуха вообще зависим так, что и пяти минут не прожить. Без воды больше трех дней не прожить. От друзей зависим. От любви зависим.

      – Вот это и плохо! – насупилась Мурлыкина. – Потому что от любви ревность бывает. А ревность – это плохо! От ревности люди убийства совершают! Почитай криминальную хронику. Ужас на ужасе!

      – Это факт, – согласился Писатель. – Ревность людей до ужасного безумия доводит. Хуже сигарет.

      – При чем тут сигареты?

      – Как при чем? Такая же абстиненция. Вот курил ты, курил. А потом раз и не куришь. И не хватает чего‑то. Как будто тебя самого не хватает. Как будто ты себе сам себя запретил. Или потерял часть себя.

      – Нет, Писатель, – покачала головой Мурлыкина. – ревность еще хуже. Ревность – это как будто ты был хороший, и тебя любили, А теперь тебя вдруг больше не любят. Это что? Потому что ты стал плохой? Или, может быть, ты и был плохой всегда, а просто это не замечали? Или тот, кого ты любил, оказался плохим? Но тогда и ты плохой, раз так полюбил плохого?