– Вот это, – тычу в сей отвратительный пункт, – оно вообще как?
– Есть специальные препараты. Но тут можешь не переживать. Во время ваших месячных я предпочитаю другие отверстия, – и нагло похабно ухмыляется. – Что еще?
Еще? О-о-о-о, тут много чего «еще». Спать я должна всегда голой, по просьбе заказчика оставаться голой и вне постели. Вплоть до разгуливания по дому средь прислуги, если того желает ублюдок. Конечно же, быть всегда на связи, никогда не пропускать звонков от него, исключить какие-либо взаимоотношения с противоположным полом на время игры, одеваться, краситься с учетом пожеланий Игнашевского. Хорошо хоть в туалет могу ходить по своему усмотрению.
Но дальше начинается самый ужас. Я дохожу до «Правил игры». Здесь в красках и подробностях описываются больные игрища сукиного сына. Горячий воск, ношение ошейника и ползание перед господином на коленях, секс в общественных местах, жесткие развлечения с плетками, наручниками, кляпами, однако и это цветочки. Самые ягодки вызывают приступ паники и желание немедленно сбежать. Секс не с заказчиком по просьбе заказчика!
– Это, – указываю на пункт и поднимаю полный презрения взгляд. – Вы делитесь своими женщинами с другими?
– Бывает, – а ухмылка мигом сходит с губ. – Не часто. Я бы даже сказал, редко. И в основном в качестве наказания за непослушание.
– Серьезно? Смотрите на то, как кто-то другой имеет вашу «собственность»? Самому не противно потом? Я на такое не пойду ни за шестьсот, ни за семьсот, ни за иные другие суммы.
– А зря, – явно оскорбляется выродок.
– Не зря.
– Я сохраню этот пункт, но за солидную доплату. Однако уверен, до него не дойдет.
– Нет.
Но в этот момент меня как осеняет. Ведь это способ! Способ ударить побольнее. Я здесь не из-за денег, я здесь только и ради мести. А, как известно, на войне все средства хороши.
– Да, Краснова. Да. Единственное, в чем я еще могу пойти на уступку, так это четко прописать, каким сексом ты будешь заниматься с другим, если таковое случится. Что, повторюсь, вряд ли.
– Ладно, – кое-как киваю. – Величина доплаты?
И вот, эта мразь снова улыбается. Снова он на коне.
– За ночь триста штук.
На