Проговорив это, я покосился на своих оболтусов. Т. е., открыв рты, изумлённо таращились на меня. Цыган, подперев рукой правую щеку и влюблённо глядя на меня, с упоением слушал, как я заливаюсь соловьём. Уж кто-кто, а цыгане-то лучше любого другого разбираются в искусстве «топтания ушей» собеседнику. Сам же Дворянчик лишь молча хлопал глазами, переводя их с меня на Гролона и обратно. Сельские мужики уважительно кивали, почёсывали затылки и бороды и сочувственно поглядывали на Дворянчика. «Мол, да, парень, крут твой батя. Но – справедлив! Так что, держись, мол».
Заметив такой успех моей речи, я развернул тему и углубил её, не забывая периодически многозначительно поглядывать на молодого графа.
– А сделал он это для того, чтоб сын его, когда сам начнёт людьми командовать, о своих годах солдатских завсегда помнил! И потому солдата простого понимал и бесчинствами не занимался! Так и сказал мне господин полковник на прощание, когда сына своего мне с рук на руки передавал. Сделай, говорит, сержант, из этого разгильдяя человека достойного. А то избаловался он уж слишком, пока я из дома по делам служебным отсутствовал.
– Ну, знаете ли, господин сержант! – вскочил с места возмущённый Дворянчик, – это уж слишком! Я не позволю.
– Сядь! – махнул я рукой, – и помалкивай, когда старшие разговаривают. Ну, вот, сами видите, сельчане. Постоянно за его поведением следить приходится.
Ухмыляющийся во всю морду Степняк вновь усадил Дворянчика, обхватив его правой рукой за шею.
Мужики опять сочувственно покивали, но уже в мой адрес. «Да, мол, видим, сержант. Тяжко тебе с ним. Так что и ты – держись».
– Ну, коли так, – решился выразить общее мнение Гролон, – то и мы тебе, сержант, при случае, чем сможем – поможем. Верно, сельчане? Поможем?
Комната отозвалась нестройным одобрительным гулом. Поможем, мол, отчего не помочь, коли люди хорошие.
– А за этим молодым графом ты, сержант, всё ж таки приглядывай, – продолжил между тем Гролон и неодобрительно покосился на Дворянчика, – а то слишком уж на язык дерзок да невоздержан.
– Это само собой, – согласился я и, обернувшись к трактирщику, спросил, – ну так как, господин Стакаш, будем наказывать воина за внимание, им к твоей дочке проявленное?
– Да ладно, чего уж наказывать, – успев к тому времени всё обдумать, махнул трактирщик рукой, – вы его, господин сержант, пожурите сами, по-свойски. Я вижу, Вы это умеете. Да, думаю, и довольно будет.
– Хорошо, – тут же согласился я, – так и поступлю. Теперь, уважаемый Гролон, что касается обид, народу нанесённых. Тут я признаю, что мой воин был неправ. Вёл себя грубо, дерзко и вызывающе. За что, как его командир, и прошу у народа прощения. А его я накажу. Своей властью. И в том я тебе своё слово даю. Такой ответ тебя устроит?
– А как накажешь? – полюбопытствовал кто-то из толпы, – нам бы убедиться желательно. А то ведь, как не крути, а он всё же – граф! А ты – простой сержант.
– Я