– Помоги-ка мне, – прокряхтел он, вынимая нож. Катберт извлек из корыта извивающегося угря, стукнул его головой о каменный пол, выпотрошил и передал слегка подергивавшуюся рыбу Филипу. – Вымой его в ведре и брось в бочку. Во время великого поста это поможет нам утолить голод.
Филип осторожно ополоснул полумертвого угря и бросил в соленую воду.
Выпотрошив следующего, Катберт проговорил:
– Есть еще одна возможность: претендент, который мог бы стать настоящим приором-реформатором и чей сан, хотя и ниже помощника приора, равен ризничему или келарю.
Филип опустил угря в ведро.
– Кто же это?
– Ты.
– Я?! – От удивления Филип выронил следующего угря на пол. Да, он действительно являлся приором обители, но никогда не считал себя равным ризничему и другим прежде всего потому, что они были гораздо старше. – Но я слишком молод…
– Подумай об этом, – сказал Катберт. – Всю жизнь ты провел в монастырях. В двадцать один год был келарем. Уже четыре или пять лет ты приор небольшого монастыря, и ты его преобразил. Каждому ясно, что на тебе длань Божия.
Филип подобрал выскользнувшего угря и бросил в бочку.
– Длань Божия на всех нас, – уклончиво произнес он. Предложение Катберта его озадачило. Ему очень хотелось, чтобы в Кингсбридже был энергичный приор, но он не собирался претендовать на эту роль. – По правде говоря, из меня получился бы лучший приор, чем из Ремигиуса, – добавил он задумчиво.
Катберт был доволен.
– Если ты в чем и виноват, то только в том, что абсолютно невинен.
Филип таковым себя не считал.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты никогда не ищешь в людях низменных побуждений, как делает большинство из нас. Например, все в монастыре убеждены, что ты являешься претендентом и приехал сюда домогаться их голосов.
– Почему они так решили? – возмущенно спросил Филип.
– А ты постарайся взглянуть на свое поведение глазами людей, привыкших всех и вся подозревать. Ты прибыл в день смерти приора Джеймса, словно кто-то тайно известил тебя о ней.
– И как же, по их мнению, я все это подстроил?
– Они не знают, но убеждены, что ты умнее их. – Катберт вновь принялся потрошить рыбу. – И посмотри, что ты сегодня сделал. Едва приехав, распорядился вычистить конюшню. Затем навел порядок во время торжественной литургии, завел разговор о переводе молодого Уильяма Бови в свою обитель, когда всем известно, что перевод монахов из одного места в другое – привилегия приора. Ты отнес брату Полю горячий камень, тем самым косвенно осудив Ремигиуса. И наконец, отдал на кухню божественный сыр, и все мы полакомились им после обеда, и, хотя никто не сказал, откуда он, каждый знает, что такой чудесный вкус может быть только у сыра из Святого-Иоанна-что-в-Лесу.
Филипа смутило, что его действия были столь превратно истолкованы.
– Все это мог сделать кто угодно.
– Кто угодно из старших монахов мог бы сделать что-нибудь одно,