Элегантно, с подчеркнутым достоинством, директор снял микрофон со стойки.
– Приветствую всех вас, – видимо, не сочтя нужным представляться, сказал он. – Мы здесь, чтобы почтить память нашего друга и коллеги Джереми Гроува. Почтить, однако, не кислыми минами и траурными речами, а едой и выпивкой, под музыку и с весельем.
Как только речь началась, Пендергаст замер, но его взгляд безостановочно рыскал по залу.
– Впервые я встретил Джереми Гроува лет двадцать назад, когда он писал обзор нашей выставки работ Моне. То была классическая статья в стиле Гроува, если можно так выразиться.
Что значит «стиль Гроува», знали все, и рябь смеха тронула гладь тишины.
– Помимо всего прочего, Джереми Гроув всегда говорил правду – такой, какой ее видел, решительно и со вкусом. Многие званые обеды остались бы серыми, если бы не его острый, как рапира, ум и непочтительные реплики…
Отключившись от происходящего, д’Агоста наблюдал за Пендергастом. Фэбээровец в деле – зрелище потрясающее. Наметив цель, он двинулся к ней с плавностью акулы, почуявшей кровь. У стола с выпивкой угощался молодой человек с аккуратной козлиной бородкой и невероятно большими и ясными голубыми глазами. Хрустальный кокон бокала пауком сжимали пальцы еще длиннее и тоньше, чем у Пендергаста.
– Морис Вильнюс, художник-абстракционист, – пробормотал фэбээровец. – Один из тех, кто пользовался особым вниманием Гроува.
– Что значит «особым вниманием»?
– Несколько лет назад Гроув написал критическую статью на его работы. Вот самая яркая фраза: «Своей заурядностью его картины вызывают благоговейный трепет. Нужен особый талант, чтобы творить посредственность на таком уровне, и Вильнюс обладает этим талантом в избытке».
Д’Агоста проглотил смешок:
– Убить за такое не грех.
Поспешно сделав серьезную мину, он с Пендергастом направился к Вильнюсу, который как раз обернулся.
– А, Морис! Как поживаете? – спросил Пендергаст.
Угольно-черные брови художника приподнялись, и д’Агоста, хлебнувший в свое время критики, ожидал взрыва гнева или хотя бы негодования. Однако лицо Вильнюса озарилось широкой улыбкой.
– Мы знакомы?
– Мельком – на открытии вашей выставки в галерее «Деллитт» в прошлом году. Моя фамилия Пендергаст. Я подумываю купить кое-что из ваших чудесных работ для апартаментов в «Дакоте».
– Польщен, – еще шире улыбнулся Вильнюс. – Приходите в любое время, – добавил он с русским акцентом. – Пожалуй, сегодня. Вы станете моим пятым покупателем на этой неделе.
– Неужели? – стараясь не выдать удивления, произнес Пендергаст.
На заднем плане директор бубнил:
– …Человек мужественный и решительный, он «не ушел покорно в мрак ночной»…[9]
– Морис, – продолжил Пендергаст. – Я бы хотел поговорить о Гроуве, о его последней…
Внезапно в разговор вмешалась женщина средних лет,