Остаток ночи прошел спокойно.
Разбудила девушку, как всегда, мелодия, льющаяся из мобильника, – сигнал вставать.
Маркиза уже вылизывала лапу, многозначительно поглядывая на хозяйку: не пора бы по молочку?.. Алиса вылезла из кровати, взглянула на свою руку. Царапины не было. Ну конечно, показалось. Реальность остается незыблемой, и, к счастью, в ней нет места дремучим ночным кошмарам. Девушка потянулась и побрела в ванную. Здесь она умылась холодной водой, привычными движениями вставила в глаза линзы и замерла, встретившись взглядом с собственным отражением. На нее смотрела девочка-подросток с бледненьким после сна треугольным личиком, с маленьким носиком и слегка раскосыми глазами. Светлые волосы с легким рыжеватым отливом растрепаны… Она казалась беззащитной и напуганной.
Алиса поспешно отвела взгляд и выглянула в коридор.
– Иди, омлет уже готов, – позвала мама.
И Алиса, шлепая босыми ногами, прошла на кухню, где первым делом налила вьющейся у ног кошке молока, затем села за стол и грустно взглянула на тарелку перед собой, где, действительно, лежал пышный и румяный кусок омлета.
– Мам, – сказала она, подперев рукой голову, – а скажи, почему я такая… страшная?
– С чего ты взяла? – мама, наливавшая в чашку кофе из кофемашины, с удивлением оглянулась на дочь. – По-моему, ты очень даже симпатичная. Или… – она запнулась, – или ты опять о глазах?..
Алиса кивнула.
– Даже не переживай! – мама поставила перед ней чашку с превосходным капучино и потрепала дочь по волосам. – Ты же знаешь, это бывает в нашем роду.
– Ага, особая генетическая мутация, – буркнула девушка и, взяв вилку, принялась ковыряться в омлете. – Иногда, раз в сто лет, в нашей семье рождается такой урод, как я…
– Дурочка! – мама легко хлопнула дочь по макушке. – Выдумываешь всякое! Ты у меня красавица, и прабабушка твоя была красавицей, несмотря на то что у нее, как и у тебя, были проблемы с глазами. Мама рассказывала, что вот прабабушке-то и приходилось худо. Ее считали ведьмой и однажды едва не сожгли. Помнишь, ее спас твой прадедушка. Он полюбил ее, несмотря ни на что – ни на странные глаза, ни на слухи, которые распускали о ней суеверные и завистливые односельчане…
– Может быть, таких, как прадедушка, нет и уже не будет, – Алиса подняла голову и, наконец, взглянула на мать. – Я, наверное, единственный на свете человек, которому выписали линзы по эстетическим соображениям! Неудивительно, что меня никто не любит! – она отшвырнула вилку так, что та покатилась по столу и со звоном упала на кафельный, вымощенный квадратами пол.
Никто – означало в первую очередь «отец», но его ни Алиса, ни ее мама старались не вспоминать. У него давно уже была другая семья, так что, можно сказать, проехали.
– Будет гостья, – озвучила известную примету мама, подняла вилку, сполоснула ее под краном и подала дочери, – и надеюсь, не ваша классная с жалобами, что ты совсем запустила учебу. Ну давай, ешь, а то в школу