Прошло, однако, не меньше получаса, когда раздался звонок в дверь. На пороге стоял мужчина приятной наружности с вздернутой верхней губой. На нем были джинсы, рубашка в клеточку, очень элегантные солнечные очки и светло-коричневая кожаная куртка. Под мышкой мужчина держал черную папку. Амалия открыла ему и тут же узнала, что гостя зовут Дорнфельд и что это он звонил некоторое время тому назад. «А вдруг это торговый представитель, который гнусными уловками рассчитывает подкатить к моей легковерной маме? – подумала она. – Сейчас он достанет страховой полис, а кончится тем, что он притащит из своего автомобиля и попытается впарить пылесос или красное вино. Надо же быть таким наглым, чтобы рассчитывать провернуть это в воскресенье!»
После того как обе дамы и господин Дорнфельд опустились в кресла, Эллен вежливо спросила:
– Могу ли я вам что-нибудь предложить?
Пришлось Амалии идти за минеральной водой, что ее немало разозлило. Не будет ли еще что-нибудь угодно господину?
Подождав, когда Амалия сядет на место, господин Дорнфельд не торопясь сделал глоток, выждал паузу и только затем приступил к делу.
– Мой отец давно отошел к праотцам, а несколько недель назад умерла и мать, – начал он, заметно нервничая. – Среди оставшихся от них бумаг я обнаружил дневник, из которого следует нечто невероятное. По всей вероятности, отец не был мне родным, несмотря на то что таковым значится в моем свидетельстве о рождении.
После этого он опять взял продолжительную паузу.
Амалия напряженно следила за господином Дорнфельдом.
– И какое отношение это имеет к нам? – потеряв терпение, поинтересовалась Эллен.
– По-видимому, мы с вами брат и сестра, точнее сказать, единокровные, – ответил гость, внимательно посмотрев Эллен в глаза, отчего сам пришел в небольшое смущение.
Мать с дочерью от такого поворота будто проглотили языки.
– Я правильно поняла? Вы серьезно полагаете, что мой отец был и вашим отцом? – решилась переспросить напрямик Эллен. – У вас есть доказательства или хотя бы какие-то основания так думать?
– Во-первых, мои родители поженились лишь перед самым моим рождением. Может, это и не столь существенный аргумент, но все же. Во-вторых… – Господин Дорнфельд достал из папки тот самый дневник и, пролистав, остановился на какой-то странице. – И во-вторых, моя мать оставила запись в день моего крещения:
Я бесконечно благодарна Вальтеру за то, что он полюбил малыша как собственного ребенка. Теперь у меня есть надежда, что все еще наладится. От Руди Т., к сожалению, ничего не дождешься, так как у него уже своя семья и, кроме того, он пытается представить дело так, будто я нацелилась на его деньги.
Эллен задумалась. Ее отца в самом деле звали Рудольфом, а «Т.» могла означать «Тункель». Она крайне недоверчиво изучала незнакомца, пытаясь найти в его чертах какие-нибудь наследственные черты.
– Господин Дорнкаат!