– Знаешь, Володя, – сказал старпом, беря Ольховатского под руку, когда они подходили к черному ручью ленты, – у меня такое ощущение, что с каждой ничтожной секундой мы погружаемся в какую-то пучину…
– В пасть зверя, – мрачно добавил кок.
– В ловушку, – вздохнула Луговская.
– С каждой ничтожной секундой… – повторил Владимир слова приятеля. – А знаешь, Жора, секунда вовсе не такой уж ничтожный срок. За одну секунду мы удаляемся от Земли на…
– Довольно, довольно цифр! – оборвала его Луговская.
– Интересно, который теперь год на Земле? – вздохнул кто-то за его спиной, прерывая тяжелое молчание.
У Ольховатского до дежурства в энергетическом отсеке остался еще часок свободного времени, и он решил провести его как всегда.
– Сыграем партию. Валя? – обратился он к штурману.
– Только не сегодня, Володя, – ответил Орленко и почему-то отвел глаза.
– Ты занят?
– Да, дельце одно есть, – торопливо согласился штурман. – И устал я…
Настаивать Владимир не стал: Валентин и впрямь выглядел усталым. Честно говоря, и сам энергетик почувствовал вдруг приступ непонятной сонливости, хотя накануне неплохо выспался.
«Пришлось нам всем повозиться с оранжерейным отсеком, – подумал он, идя к себе. – И, увы, пока без толку».
Несколько дней два погубленных дерева из оранжерейного отсека были главной темой всех разговоров на «Каравелле».
Срезы с пней и веток исследовались и так и этак, вслед за манипуляторами водолазы вкупе с Тобором обследовали каждую пядь озерного дна. Попробовали с разных глубин брать пробу на радиоактивность, однако последняя не превышала обычного уровня.
…После утренней поверки отсеков капитан задержался у пульта внутренней связи. Необъясненное до сих пор происшествие в оранжерейном беспокоило его больше других. Беспокоило по двум причинам. Во-первых, своей таинственностью. Капитан не представлял себе ни того, кто мог бы это сделать, ни – в равной мере – того, как можно срезать два огромных дерева, словно соломинки.
Была и вторая причина. Она состояла в том, что оранжерейный отсек был едва ли не главным звеном в системе жизнеобеспечения корабля. Поступающий из всех отсеков воздух регенерировался здесь, и именно из оранжерейного он по трубам растекался живительным потоком, питая все прочие отсеки «Каравеллы».
На имеющихся запасах кислорода, как бы ни были они велики, в космосе долго не продержишься. Ну, неделю. Ну, месяц. Ну, полгода. Но ведь полет «Каравеллы» продлится не один десяток лет – это в самом благоприятном случае… Ясно поэтому, что на корабле должен существовать замкнутый жизненный цикл, когда необходимые для жизни экипажа вещества постоянно обновляются, восстанавливаются, регенерируются.
Капитан понимал лучше всех: если работа оранжерейного отсека разладится – экипаж будет обречен на мучительную смерть от удушья. Химические методы регенерации дела не спасут – они только смогут продлить агонию корабля на некоторое время.
Каждый