– Вряд ли вы должны корить себя за это, ведь…
– Эллен… Ты не могла бы нас оставить на минуту? Мне надо кое-что сказать Яну.
Она встает – золотое платье струится, волосы рассыпаются по обнаженным плечам, зеленые глаза потемнели от вина – и закрывает за собой дверь. Шрейер не смотрит на меня. Он молчит, я терпеливо жду, перебирая про себя самые невероятные версии того, почему он решил приблизить меня.
– Ты слабак, – скрежещет Шрейер.
– Что? – Пиво попадает мне в дыхательное горло.
– Никчемный слабак. Я жалею, что доверился тебе.
– Вы о задании? Я понимаю, что…
– Этот человек хочет отнять у нас бессмертие. Какими бы словами он ни прикрывался, что бы ни лгал в свое оправдание. Хочет нашей смерти. Хочет отнять величайшее из достижений науки… Или ввергнуть мир в хаос. Он заморочил тебе голову. Оболгал нас.
– Я пытался его…
– Я видел запись с камер. Ты просто отпустил его. И ты оставил свидетеля.
– У меня не было оснований… У нее случился выкидыш…
– Представления не имею, сколько мы теперь будем искать Рокамору. Ты отбросил нас на десять лет назад.
– Он ведь не мог далеко уйти…
– Однако его нигде нет! Этот дьявол даже свою девчонку не пытался увидеть, хотя она так и сидит в их квартире.
– Мне он показался просто нытиком.
– Он не боевик! Он идеолог. Он именно дьявол, соблазнитель, понимаешь ты это? Он просто смял твою волю, превратил тебя в свою куклу!
– Звено вышло из-под контроля. Его подругу изнасиловали! – говорю я, теперь понимая, что это ровным счетом ничего не оправдывает.
– От меня требуют наказать тебя.
– Требуют? Кто?
– Но я хочу дать тебе еще один шанс. Ты должен довести дело до конца.
– Найти Рокамору?
– Им теперь занимаются профессионалы. А ты хотя бы… прибери за собой. Избавься от бабы. И живей, пока она не пришла в себя и не заговорила с журналистами.
– Я?
– Иначе мне не объяснить нашим, почему ты все еще не под трибуналом.
– Но…
– А некоторые будут предлагать и более жесткие меры.
– Я понимаю. И…
– Возможно, я совершил ошибку, доверив это тебе. Но моя задача сейчас – сделать хорошую мину и заверить всех, что это была просто осечка.
– Это и была просто осечка!
– Ну и прекрасно. Не беспокойся о счете, я заплачу.
Разговор окончен. Мертвецы в пуделиных париках глядят на меня брезгливо. Для Шрейера я уже исчез, комната опустела. Он задумчиво изучает свою тарелку: от риндербратена осталась только пара жил. Видимо, это все же была настоящая корова, говорю я себе в отупении. В обычной говядине жил нет. Зачем производить то, что потом будет выброшено?
– И как я ее убью? – спрашиваю я.
Он смотрит на меня так, будто я влез без спросу в его счастливый сон о детстве.
– Мне