Ничего уже больше
Ты не приноси,
Потому что мне скучно,
И в любви твоей душно,
Ты свечу погаси —
Разве каются, зная,
Что греха не простят,
И дороги не умостят,
Не откроют врат рая;
И напрасно в глазах
Чуть мерцает надежда —
Промокаемые одежды
Снимет только гроза
Твоих слез и желаний,
Пусть обманчивых,
Но правдоподобных,
Без страстей и рыданий,
Раздирающих в кровь
Барабанные перепонки;
Без бумажной иконки,
Приколотой вновь
Как значок-невидимка
Для защиты невинности
От добрачной интимности
Без простынь и без снимков.
Ты же видишь: я верю,
Что храм вечной любви
Не удержится на крови,
Вытекающей из-под двери.
Памятные впечатления
Прямо перед ним – высокий дом под названием «Вид на море», закрывающий вид на море. Слева – городская двухмерность с обязательными облаками на горизонте. Справа – врезанный в плоскость объемный холм с рельефом домов и дорог. Впрочем, памятник смотрит себе под ноги: склон слишком крут.
Джаз
Задумчиво-раздумчивое вступление рояля. Первые спокойные аккорды. Хрупкий, повторяющийся хрусталь перезвона там, наверху, синхронно с тремя мерными шагами левой руки вниз.
Спотыкающийся ритм, шорох и стуки. Осторожные поддакивания баса. Мягкой ладонью шаг вперед и назад по полутонам клавиш, вперед и назад. Двойные вершины пологих трезвучий вопросительно смотрят вниз, сменяя друг друга. Словно обещание чего-то – и вот оно: барабаны внезапно перестают спотыкаться, и мощно пульсируют, и устремляется за ними бас – черные и белые в растерянности замирают на мгновение, потом отвечают нервными растопыренными аккордами в промежутках лихорадочных пауз. Разражаясь медными брызгами, нагнетает темп ударник, басист-акробат прыгает на батуте гармоний, умещая быстрый перебор в зависание открытой струны. Наконец, очередной рояльный аккорд взрывается мягкой, переливающейся дробью правой руки – пытающейся удержать низкие звуки, но клавишами влекомой все выше – к изначальной хрустальности, которую подхватывает вдруг изменивший тональность басист, на какой-то миг продлив вертикаль дальше мыслимого предела – и музыка обрывается, не выдержав натяжения…
All this club
Слева – руки, пухло и бело лежащие рядом
на белом и черном клавиатуры рояля.
В центре – обняли толстую женщину без головы, а с головкой на шее, длинной, худой.
За барабанами третий – недвижим, как тот, пианист, и другой, с контрабасом.
Никогда не услышишь, как быстро и нервно играли.
Никогда не увидишь, как быстро и нервно играли.
Ну, а ты? Ты осталась за кадром.
Впрочем, вовсе не ты, а другая – та, что никогда не могла