С этим голосом в сентябре 1937 года семилетний Марк Ривун перешел в школу-интернат. Школа располагалась в другой части города, ближе к реке и шумной стройке большого завода. Сюда свозились дети и из других городов. В первые дни каждая компания держалась обособленно, сплачиваясь вокруг своего лидера. Таким среди бывших детдомовских был крепыш Сенька Рыжиков. Он привлек в свое окружение Марка как пацана, которого слушают остальные. Рыжик олицетворял силу, Марк – умение убедить. Благодаря такому тандему и сплоченной массовке, детдомовским Острогожска удалось с наименьшими потерями утвердиться в новой жесткой среде. Ведь каждая мальчишеская драка или стычка неизменно заканчивалась переговорами, а в обоих аспектах компания имела сильных лидеров.
Но постоянно быть в центре внимания, вести пустые разговоры, играть в дурацкие игры Марка отнюдь не прельщало. Ему больше нравилось одиночество, когда можно было предаться любимому занятию – слушать и запоминать звуки. Но как остаться одному и не быть униженным безжалостными сверстниками? Надо обладать колючками, к которым больно прикоснуться. В природе так выживают ежи и репейник.
Марк Ривун вспомнил дворника-истопника из детдома. Старый подтянутый мужчина с острой бородкой академика и странным именем Карп вел себя как хотел, будто он самый главный во всем детдоме. Походил он на состарившегося писателя, автора «Каштанки». Эту книгу несколько раз читала детям воспитатель Нина Петровна. Карп появлялся и исчезал, когда ему вздумается, по крайней мере, так казалось Марку. Вопреки слякотной погоде, в чистых, на удивление, сапогах он бесцеремонно проходил в любой кабинет или палату, щупал трубы, проверял окна и не обращал ни малейшего внимания на недовольные взгляды заведующей и воспитательниц. Карп мог пресечь любую прогулку детей во дворе, заставить всех освободить дорожки или песочницы, и никто ему не смел перечить.
Говорил он глухим язвительным голосом, прямо на вопросы не отвечал и чаще всего бубнил: «Я не индивид. Я есть функция поддержания жизненной среды. Если вам не нужна сия функция, милости прошу, в расход старого Карпа». Глаза старика при этом укоризненно пялились на обувь или деталь одежды собеседника, от чего тому становилось неуютно за мнимое или настоящее пятнышко. «Милости прошу» сторож вставлял в любой ответ, и эта формально вежливая фраза скребла пилой по сердцу каждого, осмелившегося делать старику замечания. Но таких смельчаков находилось немного, разве что новенькая воспитательница в первую неделю работы или строгий областной проверяющий. Получив