– Шаповалов запрещает.
– Кто это?
– Главный хирург.
– А мы не будем ему говорить.
– Другие скажут. – Екатерина скользнула взглядом по ладной фигуре Тихона и стряхнула нерешительность. – Хорошо, пойдем.
– Как он?
– К сожалению, пока нет положительной динамики.
– Он приходил в сознание? – с надеждой уточнил Тихон.
– Я же сказала. Без положительных изменений. – Начинающая медсестра вновь окунулась в привычную атмосферу лечебного учреждения.
– Неужели нельзя ничего сделать?
– Почему же. Состояние больного стабильное. Скоро его прооперируют. Шаповалов уверял, что есть надежда.
– Когда операция?
– На днях.
– Почему не спешат?
– Тихон, ты только не нервничай. Больной очень тяжелый. Кроме ноги, у него осколочные ранения всей паховой области. Понимаешь, что это значит?
– Я понимаю, что время уходит, а человек умирает!
– Главный хирург лучше знает, когда проводить операцию.
– Катя, ты сказала, что шанс есть, – Тихон попытался успокоиться.
– Это сказал Шаповалов. Он самый опытный хирург. Не беспокойся, мы сделаем всё, чтобы вытащить Витьку. Вот его палата.
Они остановились в конце длинного коридора напротив широкой двери. Из соседних палат с любопытством выглядывали больные в застиранных голубых пижамах.
– Я не надолго, – заверил Тихон.
– Две минуты, пока я не вернусь.
Тихон смотрел, как по коридору удаляется худенькая фигурка в белом халате. Она так и не приобрела женскую округлость, и не научилась расправлять сутулые плечи. Катя чувствовала его взгляд и жалела, что не обула сегодня новые туфли. Она знала, что из всего возможного богатства женского красоты, ей достались только стройные ножки, да и то, если смотреть на них ниже колена.
Заколов вошел в реанимационную палату. В маленькой комнатке под капельницей на высокой кровати лежал больной. На его неподвижном теле были закреплены несколько датчиков, присоединенных к сложному прибору, ото рта тянулась трубка для искусственной вентиляции легких. Белая простынь издевательски провисала там, где должна была находиться левая нога. Тихон подошел ближе. В худом изможденном лице, с проступившей щетиной, трудно было узнать прежнего жизнерадостного Витьку.
Проклятая война! За что? Ведь ты только начал жить. Почему война калечит самых молодых?
Назвав друга на ты, Тихон вспомнил его последнее письмо. Что же там было: выдумка или предчувствие скорой беды? Даже не предчувствие, а крик души солдата, приговоренного к смерти. Очнись. Расскажи. Если это правда, и тебе угрожал кто-то из своих, то я достану его, где бы он ни был! Подлость и предательство должны быть наказаны!
Опечаленный и подавленный Заколов покинул плату.
– Почему никто не борется за жизнь Витьки? – угрюмо спросил он Катю при выходе из корпуса.
– Это