– Нашему полевому агенту удалось его сфотографировать, – продолжал в темноте хрипловатый голос. – Везение просто небывалое, но толку от него, как вы можете убедиться, немного. Наши компьютерщики убрали у него с физиономии грим, но ракурс… Да вот, смотрите сами.
Кадр на экране сменился. Вернее, снимок остался тем же, но косые камуфляжные полосы с лица стрелка бесследно исчезли, оно приобрело свойственный не слишком качественным шедеврам компьютерной графики неживой «телесный» цвет. Толку от этого, действительно, было немного, потому что всю нижнюю половину лица скрывало плечо поднятой для выстрела руки, а во всех подробностях разглядеть верхнюю мешали солнцезащитные очки и козырек низко надвинутого армейского кепи.
– Как видите, дело табак, – заключил хрипловатый голос, принадлежащий начальнику отдела генерал-майору Тульчину. – Фигуранты, которых мы разрабатывали почти шесть месяцев, убиты, груз бесследно исчез – вероятнее всего, просто уничтожен, – и все, что мы имеем – это вот эта фотография, на которой может быть изображен буквально кто угодно.
Экран погас, в кабинете беззвучно вспыхнул свет, после почти полной темноты показавшийся нестерпимо ярким. Присутствующие задвигались, щурясь и прикрывая глаза руками. Генерал, сидевший за своим столом вполоборота, чтобы видеть расположенный в углу экран, развернулся вместе с вертящимся креслом и, положив подбородок на сцепленные в замок ладони, исподлобья воззрился на своих подчиненных, что разместились по обеим сторонам длинного стола для совещаний.
– Как видите, – повторил он, – плясать опять приходится от самой печки. Кто-нибудь хочет высказаться? Ты, майор? Валяй.
Обращение на «ты», означавшее, что его неуместная выходка с цитированием детского стишка про зайчика если не забыта, то, по крайней мере, прощена, приободрило майора. Он был сравнительно молодой, не старше тридцати пяти, высокий, спортивный и со стороны более всего напоминал успешного менеджера среднего звена, работающего в крупной нефтяной компании – был одет с иголочки, идеально подстрижен и ухожен. Из-под белоснежной манжеты на его левом запястье скромно выглядывали швейцарские часы в массивном золотом корпусе, а смешанный аромат дорого табака и элитного французского парфюма образовывал как бы его собственную, личную атмосферу, благоухающим облачком окутывавшую всякого, кто оказывался от майора на расстоянии двух метров. Злые языки поговаривали, что он делает маникюр; взглянув на его ногти, в это было нетрудно поверить, что, в свою очередь, пробуждало желание проверить правдивость распространяемых теми же языками слухов о педикюре. Фамилия его была Барабанов; генерал Тульчин прощал ему многое, потому что работником он был хорошим.
– Почему же от печки? – пожав широкими плечами, казавшимися еще шире