Прапорщик указал на куцый обрезок, который остался от его некогда длинного вагона. Я уже заметил, что «демаркационная линия» проходила аккурат через туалетную кабину, поэтому дальнейшее развитие событий в рассказе бедолаги-военного предсказать было несложно.
– Оккупировал сортир, устроился, никому не мешаю, и вдруг бац! – стена с умывальником исчезает начисто! – продолжал прапорщик. – Вжик – и будто ее вовсе не было! Что за епическая сила сортир располовинила – неизвестно. Только пересрался я так, что не сиди в тот момент на толчке – стирал бы сейчас штаны в ближайшей луже. Минуту вопил, как ошалелый, чес-слово! А что было думать? Катастрофа! Поезд слетел под откос, а мы каким-то чудом на рельсах остались… – Далее последовал громоздкий и непереводимый каскад идиоматических выражений, смысл которых был, впрочем, ясен даже мне – человеку, не служившему в армии. – …Потом присмотрелся: что за чертовщина? Ни огня, ни трупов, ни обломков, ни, бляха-муха, даже рельсов! Сижу я, значит, со спущенными штанами в сортире из двух с половиной стен посреди чистого поля, вокруг тишь да благодать, а я ору дурнем почем зря! Увидит кто – сраму ведь не оберусь. Опозорится прапорщик Хриплый перед честным народом, капитаном и курсантами… Одним словом, как верно подметил браток: охренеть!.. А дальше вы все и без меня знаете… Эй, батя, тебе что, плохо?
– Есть немного, – признался Пантелей Иваныч, морщась и потирая грудь в области сердца. А затем извиняющимся тоном обратился ко мне: – Послушайте, Глеб, вы не могли бы сбегать в вагон и принести мои таблетки? Они в маленькой бутылочке, у меня в портфеле. Не ошибетесь – других лекарств там нет. Вот, держите ключи от купе.
Я с опаской взглянул на побледневшего дядю Пантелея, взял ключи и припустил к вагону. Больше всего я переживал, что у Иваныча случился инфаркт и от таблеток не будет никакого проку. Несмотря на то что мы с проводником пребывали на ножах, смерти я ему, конечно же, не желал. Он бранил меня по долгу службы и не попусту, поэтому затаивать на Иваныча злобу было глупо…
К дяде Пантелею я возвращался не один, а в компании трех сопровождающих. Не добившись от меня внятных ответов, мои новые знакомые решили прогуляться и самостоятельно разведать обстановку.
«Надо было предупредить, чтобы те из них, кто тоже сидит на таблетках, прихватили их с собой, – поздновато спохватился я, неся проводнику лекарство и бутылку с водой. – А то мало у Иваныча успокоительного, чтобы всех особо впечатлительных отпаивать…»
Пока дядя Пантелей глотал таблетки – благо за те пару минут, что я отсутствовал, ему не стало хуже, – вылезшие из злополучного вагона пассажиры сполна насытились жестокой правдой, приправленной изрядной долей острых ощущений.
Благородная дама, которая ради этой вылазки переоделась в джинсовый брючный костюмчик, уселась на землю прямо перед раскуроченным