– Да, – ответил он коротко, не в силах назвать меня «сын мой», – я со всей несокрушимой верой в сердце обошел все выходы из подземелья, обошел двор и вообще везде окропил святой водой, прочел молитвы, окурил святым ладаном и велел дворне возжечь свечи и обратить свои сердца к Господу. Это тройная защита, сэр Ричард. Никакая нечистая сила не проломит!
Гунтер вздохнул с великим облегчением, верит священнику безоговорочно, а вера, как известно, двигает горами. Вон как Магомет двигал ими туды-сюды, туды-сюды.
– Лады, – ответил я после паузы, – будем считать вас, патер, ответственным за оборону супротив нечисти.
Он посмотрел на меня исподлобья.
– На все воля Господа, но ни один пособник Сатаны не должен проникнуть через входы, запечатанные именем святого Михаила и архангела Гавриила!..
Я подумал, что между «не проникнет» и «не должен проникнуть» щель шириной с Дарданеллы, но смолчал, обернулся к Гунтеру.
– Вели подать рассолу… да побольше-побольше. День только начинается, а у меня в голове такое…
– Да, – поддакнул Гунтер, – Бог дал день, а дьявол – работу. Но, может быть…
Он замялся, я спросил:
– Что?
– Не лучше ли вина? – спросил он. – Как обычно?
– Если похмелье не лечить, – пояснил я, – оно проходит за один день. Если лечить – за десять…
Он исчез, я посмотрел вслед с мыслью, что потому и клянем дьявола, что работать не любим. В райском саду жили на халяву, там даже штаны были не обязательны.
Глава 11
В покоях я с наслаждением содрал с плеч доспехи, все железо с металлическим грохотом обрушилось на пол. Одно из преимуществ рыцарства, что оруженосец либо сам подберет все и приведет в порядок, либо проследит, чтобы это сделали слуги. Во всяком случае я не забочусь насчет доспехов: стоит возжелать их одеть или даже надеть – сразу оказываются предо мной вычищенные, надраенные, ремни смазаны маслом, а потертые заменены новыми.
В комнате, которую приспособил под кабинет, я стащил сапоги, швырнул в огобелененную стену. Голые ступни тонут по щиколотку в мягкой шкуре с длинным мехом, из окна льется золотистый свет, из-за него вся комната выглядит погруженной в полумрак.
На отдельном столике лежит, свесив крылья до полу, дивная птица, зовомая хробойлом. Голову тоже свесила, я потрогал пальцем, качнулась, как маятник. Мертвая, как я слышал, должна вроде бы застывать. А эта либо не мертвая, либо… резиновая.
– Ничего, – проговорил я, – и до тебя доберемся. Вот только-только разгребусь…
Блеснул плазменный свет, комната вспыхнула таким ярким огнем, что даже солнечный луч исчез, растворившись в море огня. Я зажмурился от неожиданности, но и через опущенные веки узнал призрачную фигуру.
Тертуллиан заговорил первым:
– Не удивляйся, Ричард, я… правда, сам удивляюсь, так что и ты можешь… Знаю, вы зрели разрушенную часовню, что уже травой проросла. Мой совет: восстанови ее.
Я отмахнулся:
– Тертуллиан,