Они прошли мимо перегородки перед входом в комнату предполетной подготовки экипажей, где теоретически в засаде мог сидеть таможенник. Девяносто процентов времени стул за перегородкой был пуст, и Турда Шульца никогда – ни разу за те тридцать лет, что он проработал в авиакомпании, – не останавливали для досмотра.
«До встречи».
«Будто он знает, кто я. Будто он знает, чем я занимаюсь».
Турд Шульц поспешил в комнату предполетной подготовки экипажей.
Сергей Иванов, как обычно, позаботился о том, чтобы первым выйти из микроавтобуса, остановившегося рядом с аэробусом, и взбежать по трапу в пустой самолет. Он вошел с пылесосом в кабину пилота и закрыл за собой дверь, натянул латексные перчатки до места, откуда начинались татуировки, поднял переднюю панель пылесоса, открыл шкафчик капитана, достал из него маленькую сумку «Самсонайт», расстегнул на ней молнию, отодвинул на дне металлическую крышку и убедился, что под ней лежат все четыре килограммовых пакета, похожие на кирпичи. Потом он засунул сумку в пылесос, между насадками и пылесборником, который он только что опустошил, захлопнул переднюю панель пылесоса, открыл замок на двери кабины и включил пылесос. Все это было проделано за несколько секунд.
После того как уборщики вымыли и вычистили салон, они вышли из самолета, забросили голубые мусорные мешки в «дайхатсу» и поехали обратно в свою диспетчерскую. До закрытия аэропорта на ночь оставалось принять и отправить всего несколько рейсов. Иванов через плечо посмотрел на Йенни, начальницу смены. Он скользнул взглядом по монитору компьютера, отражавшему расписание рейсов. Никаких задержек.
– Я возьму Берген у двадцать восьмого выхода, – сказал Сергей со своим жестким русским акцентом.
Но он хотя бы выучил язык, а ведь многие его соотечественники, прожившие в Норвегии больше десяти лет, по-прежнему были вынуждены прибегать к помощи английского. Когда Сергея перевезли сюда почти два года назад, дядя ясно дал понять, что ему придется выучить норвежский, добавив в утешение, что, вполне вероятно, Сергей унаследовал его талант к языкам.
– У двадцать восьмого есть люди, – сказала Йенни. – Можешь подождать тронхеймский рейс у двадцать второго.
– Я возьму Берген, – повторил Сергей. – А Ник возьмет Тронхейм.
Йенни подняла на него глаза.
– Как хочешь. Только не перетрудись, Сергей.
Сергей подошел к одному из стульев, стоявших вдоль стенки, и сел, осторожно облокотившись на спинку. Кожа между лопаток, там, где трудился норвежский татуировщик, все еще была очень чувствительной. Норвежец работал по рисункам, которые Сергею прислал Имре, татуировщик из тагильской зоны, и произведение еще не было закончено. Сергей вспомнил наколки дядиных помощников, Андрея и Петра. Бледно-голубые линии на коже двух алтайских казаков рассказывали о перипетиях их непростых жизней. В прошлом Сергея тоже был один подвиг. Убийство. Маленькое дельце, но оно уже было обозначено иглой и чернилами и имело форму ангела. Возможно,