Однажды бессонной ночью, когда Паше было всего три недели, отец сказал: «Да не злись ты на мужика, он глубоко несчастный человек, а вот ты счастливая, потому что у тебя есть, кого любить по-настоящему». Его слова помогли рассмотреть в злости и обидах истинно важное – счастье материнства. И скоро это счастье вытеснило всё ненужное.
Соколов тем временем сделал несколько бутербродов с колбасой, в один из которых майонез добавлять не стал.
– Не любишь? – кивнула на тот единственный.
– Это Паше. Или я снова делаю что-то не так? Ему ведь можно бутерброд?
– Вообще нет, с утра он ест кашу.
– А где каша?
– Ладно, – решила сдаться. Каша-то была в холодильнике, но спорить с ним расхотелось, как и запрещать кормить ребенка колбасой. Хочет сделать доброе дело, пусть сделает. – Пап? – глянула на отца. – Ты как?
– Лучше, дочь, лучше, – раздался довольно бодрый голос.
Когда Соколов, вооружившись тарелкой и кружкой, отправился в гостиную, Лиза села за стол, опустила голову на руки и позволила нескольким слезинкам скатиться по щекам. На душе стало так гадко. Зачем судьба снова их свела? Для чего? Теперь еще с отцом неладно. А вдруг это не просто голодный обморок? Вдруг что-то серьезное? Папа уже давно жалуется на спину. Несколько месяцев назад она с трудом, но уговорила его обследоваться, однако МРТ ничего не показало, кроме возрастных изменений, однако боль не прошла. Не хватало еще какой-нибудь скрытой болезни.
Лиза и не почувствовала, как к ней подошел Евгений, как опустился на корточки, очнулась, лишь ощутив прикосновение.
– Мне кажется, тебе надо отдохнуть, – блуждал взглядом по ее лицу. – Ты очень бледная.
Вдруг слезы с новой силой запросились наружу, в итоге сдержать их не вышло.
– Прошу, замолчи, – прошептала сдавленным голосом.
– Все же хорошо, – дотронулся до ее щеки, стер слезы. – Твой отец с Пашей поели. Кстати, тебе бы тоже не помешало.
На что она накрыла его руку своей, а Соколов испытал эйфорию, словно между ними только что был секс, страстный, сумасшедший, после которого сознание и тело погрузились в теплое состояние покоя. Но эйфория закончилась, когда Лиза убрала его руку от лица.
– Спасибо, – опустила взгляд, – за бутерброды, – после чего поднялась и пошла к плите.
Соколов ничего не должен узнать, пока живет с ними. Если уж ему суждено будет вспомнить, то вспомнит, а если нет, она помогать не будет. И да, он все-таки сделал для нее хорошее дело – подарил ребенка, ласкового, отзывчивого, смышленого, самого лучшего.
– Я хочу узнать тебя, – решил не отступать.
– Это ни к чему, – пробормотала не оборачиваясь.
В ответ послышалось возмущенное сопение, затем Соколов покинул кухню. О да, Евгений Федорович крайне нетерпеливый человек, и добиваться всего привык нахрапом, но здесь, увы, придется ему засунуть свое нетерпение куда подальше.
Остаток дня